Геннадий Скубилин - Записки следователя

Редькин вышел из кабинета, а я подошел к окну. Вижу, как Редькин идет по привокзальной площади, подходит к какой-то старушке… Прикладывает руку к сердцу. Умоляет ее о чем-то…

Оказалось, он пытался «занять» у нее пять рублей «до завтра» — ему, мол, позарез нужно заплатить штраф в милицию. Вот так исправился!..

В кабинет следователя доставили молодого человека — спекулянта. Он, скупив водку по десятке за бутылку, перепродавал ее в два раза дороже. К тому же, преступную торговлю развел в вагоне поезда.

Свидетели его изобличают. Один за одним приходят в кабинет на очную ставку и добивают шкурника: «Мне продал…» «Мне продал, 20 рублей потребовал».

Спекулянт, высокий, худой, сгорбленный, в роговых очках на остром носу, мрачно насупил брови, тяжко, угрожающе дышит. Наконец, не выдерживает и возмущенно восклицает:

— Что за люди, что за люди! Склоку разводят. Я же их честно выручал, а они платят мне черной неблагодарностью. Ну уж они выпьют теперь у меня!

Из семьи, ехавшей на личном автомобиле, угодившем в катастрофу, двое погибли, а третий, хозяин «Жигулей», на следующий день после аварии пришел в сознание и, едва открыв глаза, тревожно простонал:

— Она це-ла?

Следователь и врач, дежуривший у койки больного, ждали и боялись этого вопроса, потому что жена и дочь водителя лежали в морге. О ком же вспоминал владелец транспорта, едва придя в себя, едва опомнившись: о дочери или о жене?

Следователь медлит, затем осторожно переспрашивает:

— Кто, она? — и видит как оживился, возмутился пострадавший.

— Как это кто «она», как это кто «она»! Естественно, ма-ши-на!

На двухэтажном доме, у главного входа, вывеска: «Отдел милиции». Перед зданием — зеленый летний скверик. У клумб с цветами — синие, желтые и красные скамеечки. На некоторых из них сидят мужчины, женщины. Одеты в строгие по цвету и покрою костюмы, платья. Это свидетели. По вызову один за другим они идут к следователю. Многие впервые. С момента получения повестки в голове людей сумятица. По какому делу? И что спросит в кабинете следователь? Конечно, скажет, что гражданский долг каждого — честно отвечать на вопросы в милиции.

Люди волнуются. Томятся. Мужчины, как водится, курят, обсыпаясь в озадаченности пеплом. Женщины мнут руками дамские или хозяйственные сумки. Многие из них дома сняли с пальцев кольца и перстни, чтобы не выглядеть пустыми и праздничными.

Разговоры ведутся вполголоса, нехотя. В основном, молчат и поглядывают на входную дверь здания: кого позовут следующим.

Вдруг через открытое окно слышу бойкий молодой голос с акцентом. Привстаю из-за стола. Вижу юркую чернявую женщину в цветастой кофте и широкой юбке. Она предлагает то одному, то другому… погадать. Этого только не хватало. Под самым, как говорится, носом у милиции.

Но ко мне заходят люди и я не могу оборваться, чтобы спугнуть гадалку. Вскоре слышу, что гадалка нашла в скверике себе клиентку. Подхожу к окну поближе. Седая женщина интеллигентной наружности подставила руку «пиковой даме». До меня доносится: «Скажу, касаточка, что ждет тебя у следователя. В казенном доме узнаешь, золотая, неприятность…» Говорит, предсказывает цыганка что-то еще. Наблюдаю, как шевелятся ее губы. Нет, надо определенно принять меры. Я звоню в дежурную комнату. И тут же ко мне в кабинет входит эта седая старушка, которая доверилась «провидице».

— Кармушкина я. Сына моего вызывали, да нет его дома. В студенческом строительном отряде. Неужто беда какая? Что он натворил? Не поверите, сердце обрывается. С ума и в правду сойду…

Умоляющими глазами она смотрит на меня. Томительно ждет ответа. Теперь не могу скрыть улыбки, объясняю примолкшей женщине:

— Напрасно себя мучите. Сын ваш чудесный парень. И гадать на него не рекомендую! Вообще — пустое занятие. Надувательство. Сами можете убедиться. Ваш сын помог нам задержать злоумышленника. Подписан приказ о его поощрении. Берите подарок. Вот он — фотоаппарат. Это — сыну. И от нас еще раз вам спасибо.

Женщина на минуту лишилась дара речи. Зарделась, сконфузилась:

— Фу, с горя да в радость.

Она несколько раз сердечно поблагодарила мое начальство за большое внимание и честь, оказанные ее сыну — студенту и выбежала из кабинета. А через полминуты слышу гневные слова в адрес нерасчетливо оставшейся в сквере гадалки:

— Неприятности в казенном доме! Простаков все ищете. Я-то, дура, подставила руку. Вот фотоаппарат сыну. Заслужил у милиции. А ты мне — неприятность.

Еще долго слышу в открытое окно, как старушка и присоединившиеся к ней люди ругали гадалку. Тут же «предсказательницей» занялся сотрудник уголовного розыска.

Полдень. Стрелка на моих именных часах показывает без пяти час. Я собираюсь на обед. Пожилая женщина, сутулясь, робко входит в кабинет. В коридоре я заметил ее чуть ли не с утра. Она уже несколько раз приоткрывала дверь, но увидев, что я не один, отступала назад.

Теперь она застала меня одного.

— Я на малость к вам. Да вот заметила: не легкая у вас работа, — облизывая засохшие бесцветные губы, произносит посетительница. — К обеду я подгадывала. Да вижу — в самый раз, защитник вы мой.

Я ничего не могу понять. Вроде бы где-то видел старушку, да сразу не вспомню. Замечаю, что за пазухой старомодного пальто она что-то придерживает. Посетительница бочком идет к моему столу. Свободной рукой поправляет седые волосы под теплым шерстяным платком.

— Родименький, никак запамятовал? Похоже, вы ж меня, старую, от соседа защитили. Покушался на мое жилище, вспомнили? Из-за кладовой, архаровец, озорничал, дверь и стекла повредил. Ну?..

— Ну как же, как же. Теперь помню, — повеселел я, — как дела сейчас? Не обижает? Приструним! Что вы хотели?

— Не забижает, прямо шелковый. Спасибо, соколик. Вот я пришла отблагодарить. Только не прогневайся, если что не так.

— Вот это зря. Нас, мать, государство благодарит. У вас все хорошо, значит порядок. Справедливость торжествует, как говорят. Замечательно. И я рад. Ступайте. Отдыхайте на здоровье. У вас все?

— Э, нет, уж соколик, — упрямо ответила мне старуха, — не затем я путь такой проделала. Мы тоже люди и понимаем, что к чему…

Из-под пальто ее на письменный стол сползла банка шпротов в масле. Я на секунду онемел. Замахал протестующе руками. Наконец, придя в себя от изумления, стал неловко совать банку шпротов обратно старухе. Но все было напрасно и бесполезно. Она упрямо считала своим святым долгом вручить мне гостинец. Ее добрые, по-детски наивные и доверчивые глаза не понимали моего замешательства и категорического протеста. Тогда я пошел на хитрость.