Геннадий Скубилин - Записки следователя

И он опять разразился ругательством:

— Вот так же будет с каждым мерзавцем. Если не дураки, выбирайте: или станете на суше влачить жалкое существование, трижды проклятыми, или будете служить мне. и после навигации, абордажной джентельменской жизни предадитесь гулянке в свое удовольствие! — И через минуту опять:

— А хрена всем вам! Швали! Оболтусы, хлыщи! Дряни паршивые. Холера б вас взяла. Я вас, хмырей, сотру в порошок… Швыбры дерьмовые, собачьи.

Главарь являл собой пример отъявленного матерщинника. Обладал в высшей степени мастерством отрицательного свойства. Даже поговаривали, что в бытность его службы на каботажных судах, где-то вблизи острова Новая Гвинея, у берегов Кораллового моря, он участвовал в своеобразном состязании вульгарных на язык боцманов. Проводили такой турнир.

Нынешний атаман разбойников тогда завоевал звание «Непревзойденного матерщинника» и премию в кругленькую сумму. А приоритет его заключался в том, что нынешний главарь пиратского судна за несколько часов непрерывной ругани и мата больше других боцманов сумел послать «в мать» всех известных и неизвестных артистов, ученых, писателей и мореплавателей, включая Джеймса Кука и Васко да Гама. И, если его ту ругань опубликовать, то испепелится без огня бумага. Капитан отборно «стругал» и подельников.

Судно последние минуты стояло на якоре, готовясь отчалить в открытый океан. Корабль покачивало на образовавшейся легкой зыби.

Матрос по имени Том все гнусавил:

— Билли, нас не надо пугать и надувать. Если бы мы отсюда попозже ушли, то и сами были бы с большим наваром. Племя Оло где-то спряталось в прибрежных джунглях. Их найти — плевое дело. Нужно только время. К тому же ты обещал, что только завтра снимемся с рейда. Как верить тебе?

Капитан напористо, с раздражением, хотя более миролюбиво, ответил:

— Что ты смыслишь в экваториальной стихии? Я печенкой чувствую — вот-вот поднимется шторм. К тому же, я ли не забочусь о вас, свиньи вы поганые. Ты ползал на коленях, упрашивая меня взять тебя в команду на полнавигации. Единственный медный грош звенел в твоей рваной куртке. А сейчас?

— И сейчас я пуст, как турецкий барабан.

— Ну и дурак. Вместо того, чтобы спать с дикарками, ты бы лучше отбирал у них шкуры леопардов и слоновую кость. Спроси у Моргана, Липпи, Шварца, что они делают на берегу? Вкладывают деньги в разные банки, а не пьянствуют и не спускают валюту по кабакам. Все делают с толком, в меру. С расстановкой.

Главарь обратился к кому-то:

— Ты что жуешь? Резинку? Табак? Дай щепотку.

Вдруг все тот же гнусавый голос расторопно оповестил о ситуации на море:

— Капитан, на траверзе посудина! Чужая!

— Пускай шкандыляет, нам не до нее. Боцман, поднять якоря! Штурман, лечь на правый галс!

Раздался пронзительный свист в дудку. И сразу началась суматоха. Затопали матросы, занимая свои походные расчетные места на корабле. Зазвенели цепи, заскрипела лебедка. И хотя каждый занимался своим нелегким делом, они вместе слаженно вполголоса, для рабочего ритма, пели свою пиратскую песню:

После каждого куплета сильные, резкие, молодые матросы одним тренированным выдохом подхватывали: «Ой-ей, ой-ей, ой-ей, е-е-е-еей». Но все это напоминало тоскливый лай собак.

Капитан оказался прав в отношении экваториальных подвохов стихии и всяких там океанских течений в этих местах. Быстро усиливался ветер. Главарь торопился выйти в открытый океан, так как у берега свирепый ураган куда опаснее для корабля с хорошей плавучестью, чем на просторе. Становилось прохладно, и пираты на тельняшки с лиловыми полосками надели бушлаты.

Опытным мореплавателям по надвигающимся признакам и всяким там атрибутам было понятно, что приход жестокого шторма лишь дело ближайшего времени. Вода вокруг судна пузырилась. От грозового облака к океану тянулась темная вихреносная полоса. И точно. Скоро все закипело. Океан ощетинился.

Пока шла погрузка трофеев, подготовка к выходу на океанский разлив, ветер перерос в ураган. Бедной Августине теперь предстояло ощутить его не на берегу, а на судне, куда в более страшном положении. И сердце наполнилось раскаянием. Не лучше ли было с помощью дикарей искать выход? Новый перст судьбы в ее самоотверженном скитании! Не будет ли он в самом деле роковым? Слишком плохенькое суденышко.

Буквально через полчаса после поднятия якорей и начала рейса (для Августины совершенно в неизвестном направлении) свирепые вихри уже носились над водным пространством и гнали впереди себя валуны соленой пенистой воды. Шторм нарастал с каждой минутой. Волны, большие, как горы, напирали друг на друга, клокотали, бурлили, с неимоверной силой низвергали потоки вскипающих брызг.

Их высота достигала размеров многоэтажного дома. Они своей могучей силой, словно щепку, ставили корабль буквально в вертикальное положение, как говорят в народе, на попа, фортшевнем то вверх, то вниз. Многое пережила Августина, теперь ей предстояло испытать морской смерч. Как жаль бедняжку: сколько несчастья свалилось на ее голову!

Всякий раз с замиранием сердца казалось: разломится, раздавится судно и вода хлынет из всех щелей и пробоин, заполняя отсеки, трюмы и кубрики. А там, в недрах, океанской глыбы может ждать лишь вечное царство Нептуна и Посейдона.

И выйдет, что отмучилась Августина на этом свете. И смахнула она с глаз набежавшие слезы.

А между тем, команда о ее присутствии у себя на корабле не подозревала. Девушка не без основания была уверена, что забралась в самый потаенный уголок судна. Но если ее обнаружат, то разговор с головорезами вполне может состояться: они говорили на языках, понятных студентке инфака Белужского пединститута, вперемежку то на английском, то на испанском, с хорошим произношением.

Усталость брала свое. Пригретую на тюках Августину сковывал сон. Она ему не в силах была сопротивляться, хотя и опасалась бегающих, снующих рядом крыс, мышей и тараканов. Укачивало.

Дремоту девушки прервал очень сильный удар острым углом ящика в бок, потом — в грудь. Корабль так развихляло, что он почти ложился бортами на воду. Августина, превозмогая резкую до тошноты и неприятную боль, попыталась приподняться, но трюм так наклонило, что вызвало еще большую дурноту. Было то состояние, которое предшествует рвоте.

От холода и волнения ее еще больше привело в положение бессилия, изнеможения. Голова кружилась так, как это было, когда она в компании друзей перепивала спиртного. Полакомиться одним-другим стаканчиком вина она в кругу студентов обожала. И помнила, как однажды «перебрала» какой-то заграничной дряни так, что два дня не могла встать с постели. До предела ее расслабило. Подобное головокружение испытывала сейчас.