Геннадий Скубилин - Записки следователя

Тихон пожал плечами:

— Надо к лекарю. Согрейте воды, попарьте.

— Господи, ну конечно же! Как это я сам не подумал? Ну, спасибо, что напомнили, тепло — первейшее средство для таких травм. Благодарствую тысячу раз! Испаряюсь. Больше не посягаю на ваше дражайшее время. — Сосед удалился.

Тихон не поверил ни одному его слову. «Проверка. Этого следовало ожидать. В мое отсутствие наверняка ворошат вещички». С отвращением вспомнил швейцара. Подумал: «Не расшифрован ли я?» Не может ли хозяйка особой квартиры управления губмилиции посылать банде сведения? Как раньше этого не пришло в голову? Ему показалось, что он уже в окружении, состоявшем из бандитов ресторана Слезкина, гостиничного швейцара, соседа Платонова. Но тут же разозлился на себя. С таким настроением нетрудно завалить операцию! Не может быть, чтобы вывелись честные люди! Этак совсем можно запаниковать. Пусть у бандитов много сообщников, но еще больше друзей у Советской власти. Ложись и выспись, Тихон Столицын. Прошел нелегкий день. Завтра будет еще труднее.

В этот вечер жена Белоусова томилась тяжелым предчувствием. Сердце ее никогда до сих пор так не теснило, хотя, казалось бы, пора было привыкнуть к опасностям, связанным с работой мужа. Но беспокойство не заглушалось привычкой. Анна взялась за вязание, но работа продвигалась слишком медленно и успокоения не принесла. Она отложила вязание, стала гладить пушистого кота, от его ровного мурлыкания, казалось, немного улеглось душевное волнение, но едва она с радостью осознала это, как сердце вновь учащенно забилось.

Утром Анна попросила Максима принести побольше дров. За день сожгла их две охапки. «Не будем мы мерзнуть с малюткой». Первенец для двадцатипятилетней женщины много значит. Анна хотела и ждала ребенка. Походив по комнатам, легла на спину, прислушалась к себе. Будущий наследник иногда давал о себе знать, это наполняло Аню нежным чувством.

Она давно не пыталась угадать, когда Максим вернется со службы. Чаще всего он являлся за полночь, когда она уже спала. Ужин, прикрытой салфеткой, ждал его на столе. Тяжелая работа досталась мужу, хотя он и называет ее легкой. Максим Андреевич возвращался почти всегда измазанный известкой, глиной, а то и кровью, едва держась на ногах от усталости.

Анна продолжала лежать, закрыв глаза, вслушиваясь в шумы на улице. Через окно доносились неясные крики, выстрелы, потом снова наступала тишина. К выстрелам в городе все привыкли.

Аня встала, потушила свет, прильнула к окну и вдруг увидела, как едва различимые фигуры людей скользнули вдоль стены противоположного здания.

В ту же минуту в дверь негромко, но настойчиво постучали.

Анна вздрогнула. Максим? Не может быть, у него свой ключ. Анна прижалась к косяку.

— Кто? — вполголоса, затаив дыхание, спросила она.

— Это я, Илья, открой. Твой комиссар ушел, видел. Отвори, — сдавленным шепотом произнес мужчина.

Анна, услышав голос бывшего мужа, задрожала, схватилась руками за виски. Но тут же овладела собой. Как можно хладнокровнее и тверже крикнула:

— Уходи! Иначе сейчас же позвоню в губмилицию. Слышишь? Ненавижу тебя, изверг окаянный. Пропади ты пропадом!

— Ну, заладила… Открой. Не будь дурой. Твоего мильтона вот-вот укокошат. Останешься на бобах. Кому ты будешь нужна, кроме меня? Ты что же, глупая, мнишь, что совдепы навсегда?

— Уходи!

— Одумайся, все для тебя сделаю. Попомнишь мое слово, большевикам вот-вот каюк. И власть снова станет наша.

— Убирайся прочь! — вне себя закричала Анна.

Илья засмеялся, потом потребовал:

— Уймись. Не доводи меня до греха. Последний раз прошу — открой, уведу в надежное место. Переждем недельку, ревкомовцев днями перережут. Доберутся и до твоего Белоусова. Одумайся. Все прощу. Люблю тебя больше жизни, потому и унижаюсь, упрашиваю.

— Христом-богом молю. Ступай прочь.

— Ах, ты, тварь! Большевичка! Ну, погоди… Вот тебе… Тоже будет и твоему комиссару.

Раздались три выстрела. Пули насквозь прошили деревянную дверь. Анна отпрянула к стене. На звук выстрелов никто из соседей не откликнулся.

Обессиленная Анна опустилась на половичок у двери и зарыдала. Она не слышала, как вошел Максим. Удивленный, растерянный, озабоченный, он взял ее на руки и отнес в постель.

— Аня, в чем дело? Что с тобой?

— Илья приходил. Вот, дверь, как решето.

Белоусов снял трубку и позвонил дежурному:

— Вернулись группы Колесова и Бородавченко? Хорошо. Так. Правильно… Направьте патруль по Садовой, Никитской улицам и к площади Революции. Только что было нападение на мою квартиру. Слезкина постарайтесь разыскать. Имейте в виду, он вооружен. Непременно задержите и доставьте в управление.

Белоусов подошел к жене, положил руку на лоб. Анну знобило.

Добрыми и нежными словами Максим Андреевич постарался успокоить жену, но едва лег в постель, как сон тотчас сморил его. Уже сквозь дрему услышал он вопрос Анны:

— Новый год удастся вместе встретить, Максим?

Он пробормотал, превозмогая сон:

— Конечно, только пораньше отпразднуем.

— Как это пораньше? Новый год для всех в одно время.

— А часов в десять… В новогоднюю ночь есть работа… — и тут веки его тяжело смежились.

Он крепко заснул. Всего на два-три часа. Он уже давно привык к такому короткому отдыху. Будь под силу, он вообще отказался бы от сна — так дорога была в его новой жизни минута.

К счастью, Анна понимала это. Она молча смотрела на мужа, мысленно и без злобы выговаривала Максиму, что он не бережет себя, мало уделяет внимания своему здоровью, не может достать, как комиссар, тулуп потеплее, шапку, валенки, совсем не бывает дома, не знает передышки, работает на износ. Сейчас, наклонившись над самым его лицом, Анна слышала ровное дыхание. Она, не отрываясь, смотрела на мужа, давно уже осознав, что каждая такая вот ночь может быть их последней ночью. А что делать? Как уберечь мужа? Будь ее воля, не выпускала бы его из квартиры. Жизни без него она не представляла.

Утром Лиза принесла Тихону по его просьбе свежие газеты и три завалявшихся иллюстрированных журнала.

— Герман Карлович, этот бородатый в полушубке продолжает шпионить. Только что снова у ваших дверей терся.

— Пусть трется, пусть себе вынюхивает. Наблюдай за ним. Обрати внимание, кто к нему ходит.

Лиза вздохнула:

— Расстроены дядя, тетя, не могут прийти в себя. Бабушку жаль. Говорят, убил Леонид. Мстит за то, что я отказала ему… А разве его нельзя арестовать? Прямо сию минуту?