Геннадий Скубилин - Записки следователя

Два десятка лазутчиков, переодетых в солдатские шинели, закричали: «Ура! На германца! Не допустим измены, смерть предателям».

Но тут взял слово однополчанин Николая, солдат Евдокимов. Он громко закричал, обращаясь к лазутчикам:

— Так вы же и есть предатели. Куда вы нас толкаете? В могилу? На кой шут нам тогда земля, коль сами от пуль германца в нее ляжем?

— Долой войну — даешь революцию! — дружно подхватили солдаты.

Для Николая это был первый урок силы большевистского слова.

Вот и выходит, что он, Николай Кривоносов, и Тихон Столицын уже успели пройти школу революции.

Николай в раздумье потер лоб. Вспомнил, как несколько дней назад он на одном из московских вокзалов втискивался в обшарпанный, скрипучий вагон, набитый беженцами, мешочниками и шпаной. По заданию МУРа в приподнятом настроении ехал он в Окск. И был уверен в успехе и своих силах.

Но, увы, Николай тяжело вздохнул, дело оказалось нелегким, раздобыть существенные сведения о грабителях пока ему не удавалось. Это его угнетало. «Только не падать духом, — в который раз ободрял себя Кривоносов, — не терзать себя сомнениями. За революцию, Советскую власть можно пойти на любые муки, даже на смерть. Но лучше, конечно, остаться живым. Приезд в Окск Столицына — это ободряющее событие. Вместе с Тихоном придет успех. Это уж точно. Теперь силы удвоены».

Выслушав доклад дежурного об оперативной обстановке за истекшие сутки, Белоусов пригласил к себе в кабинет Рябова. Вместе они приступили к составлению плана на приближающийся новогодний вечер.

— Необходимо уберечь Кривоносова, — сказал комиссар. — Хорошо бы сразу удалить его и вывести из зала.

Рябов, согласившись, добавил:

— Эта операция должна пойти на пользу Тихону, если он умно поведет себя во время облавы. Всякие подозрения бандитов с него должны быть сняты после проверки документов в ресторане… Когда разобьем милиционеров по отрядам?

— В десять вечера. Я возьму человек пятнадцать. С ними войду в ресторан в полночь. У тебя будет… сорок, это маловато… полсотни сотрудников. Арестованных буду передавать тебе. Доставляйте их в губмилицию. Операцию должны закончить часам к четырем.

— Нужно сегодня же убрать Платонова, соседа Столицына, — напомнил Рябов.

Белоусов кивнул:

— От Тихона поступило срочное сообщение о каком-то таинственном Венгеле, возможно, имеющем отношение ко всем нашим провалам. Изучил всю месячную подшивку газеты «Голос народа». Пять раз нашел одно и то же объявление. Менялись лишь числа: назначаются встречи в церквях. Сегодняшняя — на Залесском пустыре.

— Эх-хе, — закряхтел Рябов, — значит, встреча у старой мечети? Церковь-то ведь разрушена! Подозрения обоснованные.

— Да, — подтвердил Максим Андреевич. — Возьми с собой человек семь бойцов и отправляйся туда. Сделай засаду у церкви.

— Хорошо, — ответил Рябов.

Белоусов забарабанил пальцами по столу, Рябов резко раздавил окурок в самодельной пепельнице. Оба были озадачены.

— Кто же там встречается из наших? Кто предатель? — Белоусов закашлялся. Потом с досадой произнес: — Что-то грудь ломит. Никак простудился. Вот уже не ко времени. Не слечь бы…

— А что тут хитрого, куда ни сунься, везде холод, хоть волком гоняй… — заметил заместитель. Затем спросил: — Кого подозреваешь в предательстве? Скажи откровенно.

— Не будем торопиться, иди, действуй. Все узнаем чуть позже.

Через полчаса отряд Рябова вышел на улицу.

— Куда направляемся? — спросил один из милиционеров.

— Идите за мной, не заблудитесь, — пошутил Рябов.

Вскоре отряд достиг окраины города, где одиноко стояла полуразрушенная церковь. Неподалеку были расположены часовня, дом батюшки. Там, за этими зданиями и решил укрыться Рябов с отрядом, установив наблюдение за подходами к церкви. Шли минуты томительного ожидания.

…Белоусов в это время доложил Бугрову о предстоящей новогодней операции по облаве в ресторане. Получил одобрение и напутствие об осторожности. Начальник милиции посмотрел на часы. Пора было отправляться в путь и ему.

Максим Андреевич вышел из здания, нырнул в подъезд дома, стоящего напротив управления и притаился.

Предчувствие его не обмануло. Несмотря на то, что начальник оперативной части только что получил срочное задание, требовавшее его присутствия в управлении, через несколько минут после ухода Белоусова он выбежал на улицу, застегивая на ходу новенькую офицерскую шинель. Постоял у парадного входа, поправил на плечах лакированные ремни, оглянувшись при этом направо и налево, затем свернул в сторону площади Революции. Белоусов тотчас незаметно последовал за ним.

Дьяконов шел торопливо, завернул в магазин кожтоваров и… пропал.

Пока начальник губмилиции догадался, что в магазине мог оказаться сообщник предателя и ругал себя за такой промах, Дьяконов уже вышел из лавки через черный ход и зашагал по малолюдному переулку. Еще раз огляделся: ничего подозрительного, все чисто, за ним никто не следит. Полчаса ходьбы, и Дьяконов оказался на Залесском пустыре у развалин церкви, окруженной отрядом Рябова. Торопливо зашел внутрь. Минут через десять вышел.

И тут перед ним вырос Рябов.

Дьяконов растерялся, неестественно удивился, сделал наивные глаза:

— Откуда взялся?

— В снегу оружие искали. Данные были. А ты как тут вдруг оказался? — вроде бы бесхитростно спросил Рябов.

У Дьяконова отлегло от сердца. Коль милиционеры искали оружие, то встреча случайная. А свое появление здесь он сумеет объяснить — причину можно придумать: в конце концов, он оперативник и тоже мог располагать данными, заставившими его прийти сюда…

Рябов крикнул милиционерам продолжать работу и с двумя бойцами направился вместе с Дьяконовым в управление губмилиции, приказав своему заместителю Калинину остаться за него.

Минут через тридцать к развалине приковылял швейцар гостиницы Степан. Убедившись, что вокруг никого нет (группа Калинина укрылась в овраге), швейцар зашел в церковь и тут же вышел. Его окружили милиционеры, обезоружили, у Степана был револьвер и финский нож. Из карманов бандита извлекли несколько золотых безделушек и записку, написанную рукой Дьяконова, о времени предстоящей ночной облавы в ресторане Слезкина. Обыскали церковь и в тайнике нашли целый набор серебряных и золотых колец, перстней, колье. Всего более тридцати изделий. Были и еще кое-какие ценные вещи.

— Щедро платят Иуде, — сдвинув папаху на затылок, сказал здоровенный милиционер Иван Коршунов. — Сколько бы наших ребят ночью за это головы сложили!

— Ах, ты, мать честная, ну и дела, — разводили руками милиционеры. — Вот так порученьице нам выпало!