Джек Ричи - Так хочет Тони Вандо

Директор тюрьмы грустно покачал головой и посмотрел на меня: а, ты снова у нас на шее. Жалко времени, что ушло на выписку твоих документов. Рядом с письменным столом директора сидел тюремный психиатр д-р Каллен. Сняв массивные роговые очки, он тщательно протирал стекла носовым платком.

— Сколько тебе лет, Фред? — поинтересовался он.

— Сорок пять, сэр, — ответил я.

Директор Брэган попыхивал сигарой.

— Дурак ты, Фредди, вот в чем дело, — проговорил он.

Д-р Каллен тонко улыбнулся.

— А может быть, и нет, директор Брэган. — И повернулся ко мне: — Тебя, видно, испугали высокие дома. Или люди на улицах, машины, шум? Что ты на это скажешь, Фред?

— Ничего, сэр.

Д-р Каллен надел очки.

— Годы идут, Фред, а у тебя вечно одна и та же песня. Только выйдешь от нас и тут же садишься снова. Завидное постоянство, ничего не скажешь.

— Тут вы правы, сэр, — сказал я равнодушно.

Брэган, попыхивая сигарой, размышлял.

Он был претендентом на пост губернатора: честный человек, прямо-таки фантастически порядочный, и, будьте уверены, он разгонит всю эту банду продажных чиновников, если встанет у руля. Он часто говорил об этом, так что сомнений тут быть не может. Я знал вернее верного, что там, за стенами тюрьмы есть люди, которым он, если его изберут, станет поперек горла.

— Ладно уж, — проворчал он добродушно и еще раз испытующе взглянул на меня. Потом продолжил: — Надо думать, с течением времени любой из вас должен был бы сообразить, как вести себя на свободе. Но тебе, видно, никак этого не втемяшишь.

Д-р Каллен сцепил руки на коленях.

— Тут, по-моему, дело нечисто. Что-то он скрывает от нас. — И взглянул на меня. — Как было на воле, Фред? Что с тобой стряслось?

Я пожал плечами и промолчал.

Ана воле было вот как. Когда за мной закрылись массивные железные ворота, дул сильный и холодный ветер. В воздухе чувствовался запах снега. За воротами меня никто не ждал. Собственно, я так и думал. Была, правда, какая-то слабая надежда. Как-никак Тони Вандо мог бы вспомнить обо мне и прислать машину. Подождав немного, я отправился к автобусу. Доехал до вокзала, купил билет и сел в вагон.

Через два часа я добрался до места. Такси брать не стал, решил дойти пешком. В кармане у меня лежали восемьдесят шесть долларов, которые я сколотил за четыре года, и жалко было тратить их на такси.

Толстяк Майк Ковальски стоял перед своей пивной и следил за тем, как грузчики сгружают ящики с пивными бутылками в погреб. Я остановился рядом.

— Привет, Майк.

Он кивнул и уставился на мой чемодан.

— Ты что, уезжаешь?

— Я был в отъезде, — ответил я. — Четыре года, Майк.

Тут он вспомнил.

— Ах, да. Я даже не заметил, что тебя не было.

Я улыбнулся.

— Парни вроде меня не очень-то бросаются в глаза.

Он зевнул, как бегемот.

— Когда они тебя выпустили?

— Сегодня. Пару часов назад.

Он сунул в угол рта огрызок сигары.

— Они подыскали для тебя какое-нибудь дело?

— Я должен явиться в один универмаг, Майк. В понедельник утром.

Ветер задул еще сильнее, и рубашка Майка начала пузыриться. Я взял чемодан в другую руку.

— Думаю, мне пора отчаливать, пока не подхватил воспаление легких. Хочу попытаться заполучить ту же каморку, где жил когда-то. Дай знать, что я снова на воле, Майк.

Больше мы не сказали друг другу ни слова, и я зашагал прочь. Вот как было на воле.

— Что же ты успел натворить, Фред? — спросил д-р Каллен. — Ведь прошло всего несколько часов.

Директор криво улыбнулся.

— Этот идиот напился и разбил витрину магазина.

— Да, сэр, — сказал я. — Точно так оно и было.

— А почему же ты не дал деру? — поинтересовался психиатр. — Почему дождался, пока приехала полиция?

— Мне кажется, я чересчур перебрал. Совсем ничего не соображал.

Брэган улыбнулся, показав свои крупные, как на рекламе зубной пасты, зубы.

— Все ясно! Ты нарушил правила досрочного освобождения, и это будет тебе стоить еще двух лет.

— Четырнадцать месяцев, сэр, — сказал я почтительно.

Д-р Каллен листал бумаги, лежавшие у него на коленях.

— У тебя, Фред, из родственников никого в живых не осталось? Правда?

— Да, сэр.

— А там, на воле, есть у тебя друзья, к кому бы ты мог обратиться за помощью?

— Нет, сэр.

— А здесь, в тюрьме, у тебя есть друзья, так ведь?

— Да, сэр, — ответил я. — Думаю, что есть.

Он откинулся на спинку кресла с довольным видом.

— Я посмотрел твое личное дело, Фред. За все время здесь у нас ты только один раз проштрафился. Так?

— Не помню, сэр.

— Это было пару лет назад во время внезапной проверки. Мы нашли нож в его матрасе, — уточнил Брэган.

Д-р Каллен размеренно постукивал костяшками пальцев по краю стола.

— Фред попал к нам снова не потому, что он так глуп, и не потому, что неисправим. Он хотел вернуться.

Брэган, снисходительно улыбаясь, позволил психиатру развить свою мысль.

— Это случается нередко, директор Брэган, — важно говорил Каллен. — Особенно у мужчин, которые большую часть своей жизни провели за решеткой. На воле им как-то не по себе.

Брэган решительно покачал своей крупной головой.

— К счастью, я совсем не понимаю, что вы имеете в виду, сэр, — сказал я вслух.

Д-р Каллен был терпелив, как ягненок.

— Свобода подразумевает ответственность. Она несет с собой забвение. Поэтому так много людей боятся свободы — вольно или невольно.

— Да, сэр, — сказал я. — Весь мир — тюрьма.

В голосе психиатра послышались недовольные нотки.

— Я говорю об этой тюрьме, о нашей.

— Да, сэр, — кивнул я.

Брэган раскатисто хохотал. Успокоившись, сказал Каллену:

— Вы едете не в ту сторону, доктор: у Фредди так же муторно на душе в этой тюрьме, как и у нас с вами.

Лицо д-ра Каллена вытянулось.

— Я знаю, о чем говорю, директор Брэган. Стаж моей работы вам хорошо известен, и, смею думать, я не зря пять лет учился в университете.

Брэган похлопал его по плечу.

— А у меня специального диплома для такой работы нет. И директором тюрьмы я стал только потому, что занимаюсь политикой, это вы хотели сказать, доктор Каллен, не так ли?

Тот промолчал.

— Ну, ладно, не обижайтесь.

Психиатр снова повернулся ко мне:

— Там, за тюремными стенами, тебе, Фред, было, наверное, очень одиноко?

Вот как оно было. Я даже не могу сказать, почему мне захотелось вернуться в свою старую каморку. Может, потому что в пансионате миссис Кэрр меня кое-кто знал.

Я позвонил в дверь, и на пороге появилась сама хозяйка. Миссис Кэрр была крупной, высокой женщиной лет сорока пяти. В ее глазах постоянно светился огонек недоверия.