Фредерик Дар - Грузовой лифт

— Выпьете что-нибудь?

Я посмотрел на хозяина.

— Запри двери после мсье, — бросила ему жена с полным ртом.

— Марк.

Он наполнил мне стакан размером чуть больше наперстка. Две красные капли в форме маленьких звездочек на оловянной поверхности стойки напомнили мне пятнышки на рукаве мадам Драве.

Я вспомнил о том, с какой поспешностью она постаралась избавиться от них. Теперь я был уверен, что это была кровь.

Мысль взволновала меня.

Я заплатил и вышел, даже не выпив, и только на улице, уже отойдя, я вспомнил о маленьком стаканчике. Естественно, я вернулся на остановку, чтобы наблюдать за домом напротив. Около сооружений Драве не было никаких полицейских машин. Неужели у полиции столько срочных вызовов? Почему они задерживались? Более четверти часа прошло с тех пор, как я покинул квартиру.

Когда я первый раз пришел к мадам Драве, неся на руках спящую девочку, у меня возникло мимолетное чувство тревоги. Мне показалось, что я перешагнул порог таинственного лабиринта и погружаюсь в темноту его переходов. Теперь это чувство вернулось ко мне и стало еще более отчетливым.

Большие черные ворота со светлыми буквами напоминали обложку книги, которая могла бы рассказать темную историю одной семьи.

Одинокая женщина с ребенком в рождественскую ночь, муж, который застрелился перед нарядной новогодней елкой.

Две капли крови на рукаве.

Картонная елочная игрушка, исчезнувшая с ветки…

Да еще четвертый персонаж — я! Я, играющий такую важную роль.

Роль свидетеля.

Легкий скрежет заставил меня подпрыгнуть. Ворота ателье открывались. Мадам Драве в своем каракулевом манто выходила, держа за руку маленькую дочь.

Она прикрыла за собой тяжелые ворота, не заперев их; затем посмотрела налево и направо, будто не зная, в какую сторону идти. В действительности же, мне кажется, она искала меня, но инстинкт сработал, и я успел вжаться в угол своего стеклянного убежища. Она боялась столкнуться со мной. Отныне моя помощь должна быть незаметной.

Разбуженная малышка тихонько хныкала, топая рядом с матерью.

Куда они шли? Неожиданно я испугался, что мадам Драве приняла какое-нибудь роковое решение. А может, для нее это был единственный выход. Или она устала бороться и, предупредив полицию, решила покончить со всем?

Когда я увидел перед собой мертвую Анну, мне тоже показалось, что моему существованию пришел конец. Я хотел оставить жизнь, уйти, как выпрыгивают из мчащегося автомобиля. Тогда я сжал зубами дуло револьвера. Я задохнулся от запаха пороха. До сих пор мне кажется, что лишь резкий приступ кашля помешал довести дело до конца.

Два силуэта удалялись в холодную ночь. Они направлялись к центру. Далеко перед ними светлым нимбом висло над Парижем небо.

Я позволил им уйти подальше, вышел из укрытия и последовал за ними.

Они пересекли пустынную площадь, и, когда на краю эспланады неожиданно возникла церковь с освещенными витражами, я понял, что женщина решила воспользоваться моим советом. Она шла на рождественскую мессу. Вместо того, чтобы лгать полиции, она готовила ей правду. Это было большой хитростью.

Когда я вошел в церковь, раздался звонок, и все встали.

Церковь была переполнена, и мне пришлось остановиться у входа в толпе сосредоточенных людей. Все склонили головы. Я тоже попробовал было молиться, но не мог думать ни о чем, кроме этой женщины, затерянной среди молящихся.

Только она что-то значила. Она начала рискованную игру, и я все сильнее хотел помочь ей. Воспользовавшись тем, что все застыли в религиозном экстазе, я оглянулся. Мадам Драве стояла в начале центрального прохода, она смотрела на алтарь и, казалось, молилась. О чем она думала? Испытывала ли страх перед опасностью, которая нависла над ней, или вспоминала о любви к Жерому Драве? О чем просила она Бога — о спасении тела или души?

Раздались вибрирующие всесильные звуки главного органа.

По присутствующим прошла дрожь — задвигались потревоженные стулья, хористы запели громче, чтобы перекрыть топот ног.

Некоторые уже покидали церковь, и мадам Драве пошла вдоль ряда в поисках свободного места. Она скользнула в один из проходов недалеко от хора и исчезла из моего поля зрения.

Кажется, в этот момент и я должен был уйти. В небесном покое церкви чувствовал я, как тяжело давит на меня усталость этого дня и еще больше — усталость и переживания этой ночи. Мне нужна была сейчас хорошая комната в отеле, желательно окнами во двор.

Ах! Упасть на кровать, закрыть глаза и забыться! Мою первую ночь свободы я провел в поезде, где не смог сомкнуть глаз. Ночник в купе напоминал мне тот, что был у меня в камере. Разве я не находился все еще в тюрьме? В тюрьме, которая передвигалась со скоростью сто километров в час, а рядом со мной лежали такие же обычные люди, как в узилище Бомэтт!

Церемония продолжалась в свете полыхающих свечей. Теперь все воспевали рождение Христа. Я был без сил. Я переминался с ноги на ногу, борясь с усталостью. Внезапно раздался шум опрокинутого стула, и почти одновременно плач ребенка. Предчувствие заставило меня посмотреть в сторону хора. Там возникло движение, затем небольшая группа людей стала приближаться к центральному проходу.

Мне показалось, что меня ударили кулаком в грудь! Два неизвестных господина несли к выходу совершенно безжизненную мадам Драве, а какая-то женщина вела за руку маленькую Люсьенну всю в слезах. Когда кортеж поравнялся со мной, я подошел. Мне вдруг представилось, что женщина, прежде чем прийти сюда, отравилась.

— Что с ней? — спросил я одного из мужчин.

— Стало плохо.

Мы вышли все вместе. На крыльце я посмотрел на мадам Драве, и заметил ее странный взгляд из-под длинных опущенных ресниц. Это был абсолютно сознательный, чрезвычайно внимательный взгляд.

— Вы ее знаете? — спросила женщина.

— Я… Видел несколько раз. Мы живем в одном квартале.

— Надо отвезти ее домой, — решил один из мужчин. — Мсье, если вы будете так любезны и подержите ее, я сбегаю за машиной. Она здесь, рядом.

Мужчине, который остался со мной, было на вид лет пятьдесят, и я сразу догадался, что женщина, которая в этот момент занималась Люсьенной, его жена.

— Я не понял, что произошло, — сказал он. — Она сидела рядом со мной, потом поднесла руку ко лбу и повалилась вперед… Как вы думаете — это серьезно?

Мадам Драве, бледная, с подрагивающими ноздрями, прекрасно играла свою роль.

— А меня вот беспокоит крошка, — со знанием дела заметила женщина.

Она погладила по щеке Люсьенну, которая теперь сопела, бестолково оглядываясь по сторонам.

— В церкви малышка заснула, а мать, падая, разбудила ее…

Я испугался, что ребенок узнает меня. Правда, она видела меня лишь мельком в ресторане.