Марина Островская - Черная вдова

Леня пожал плечами:

— А я бы здесь и остался, мне нравится. Первый раз в жизни, можно сказать, человеком себя почувствовал.

— Нет, Леня, так не годится. Недельку-другую еще отдохнем, а там пора и честь знать.

— Что, опять в Москву или домой, в Бахмач, забуримся?

— Как же, поеду я в этот сраный Бахмач! И в Москву нам вертаться не резон, мы там крепко наследили.

— А может, за бугор рванем? — неуверенно сказал Леня.

— Я и сам про это думаю. С хорошими бабками и там жить хорошо, но ведь их отсюда как-то вывезти надо, да и без документов за бугор не попрешь…

— Так у нас же есть документы.

Федор прищурил глаза:

— Вот смотрю я на тебя, Леня, и думаю: ты идиот или только прикидываешься? Куда мы с этими ксивами попрем? Сучку-то нашу в Москве замели, а если она на нас настучала?

— Да мы тут уже который день торчим, и никто нас не трогает, — возразил Леня. — Значит, скорее всего не настучала.

— Ничего это не значит! — выкрикнул Федор. — Если они еще по гостиницам не шарят, то кто даст гарантию, что нас на границе не заметут?

— Ну ладно, не ори ты так, — засопел Леня. — Ты у нас, конечно, самым умным был. Но я тоже не пальцем деланный. Где же мы новые ксивы надыбаем?

— Вот над этим я и думаю, — допивая остатки пива, сказал Федор. — Есть тут у меня один знакомый, я к нему пока опасался идти, да, видно, придется.

Должен, сука, помочь! Я ему однажды такую услугу оказал… Он божился, что по гроб жизни будет мне обязан.

— Здесь живет?

— Живет не живет, не знаю, а работать — работает. Видел я его на набережной, да только подходить не стал.

— Да он, наверное, бабок много затребует?

— В это мире за спасибо ничего не делается; — философски заметил Федор.

— Но это — не вопрос, бабки есть.

— И куда же мы рванем?

— Для начала в Турцию, она тут рядом. На пароход сел, один ночной переход — и ты уже в Трабзоне. Нам главное отсюда выбраться, а там посмотрим.

На перроне сочинского вокзала отдыхающих по традиции, сохранившейся еще с советских времен, встречали толпы местных жителей, промышляющих частным извозом и сдачей квартир.

Четверть часа Цыгарь выбирал подходящий вариант, пока наконец не сговорился с жуликоватого вида старухой, предлагавшей за небольшие деньги целый дом в частном секторе. Мгновенно нашелся частник, готовый подбросить курортников к месту назначения.

Дом оказался довольно запущенной хибарой, правда, утопающей в зелени столь же запущенного сада. Когда Цыгарь возмутился явным несоответствием реальности с обещанными райскими кущами, старуха не моргнув глазом наполовину скинула цену. Наталья отвела Цыгаря в сторону:

— Соглашайся, это то, что нам надо.

— Ладно, по рукам, — возвращаясь к старухе, сказал тот.

Он осмотрел дом, «удобства» во дворе, расплатился за две недели вперед и взял ключи.

Наталья прогулялась по саду, обошла по периметру участок, обнесенный «живым» забором, вернулась в дом.

— Похоже на дачу, — сказала она Степану, растянувшемуся на потертом диване, — где-нибудь у нас в Подмосковье.

— Только зелени здесь больше, — откликнулся Цыгарь. — Никаких соседей не видать — не слыхать и вообще уютно, как в зеленой пещере.

Наталья распаковала вещи, первым делом выложив на старомодный трельяж с помутневшим, засиженным мухами зеркалом многочисленные тюбики, пузырьки, кисточки, ватные шарики, резиновые перчатки, пакетики с красителями для волос и парики.

— Ну, у тебя и причиндалов… — закуривая и пуская в потолок струйку дыма, протянул Цыгарь. — И на фига тебе было тащить всю эту дребедень с собой?

— Без этого в нашем деле никак нельзя. Степа, ты бы мне помог.

— А что надо-то?

— Найди самую большую кастрюлю, набери воды и подогрей на плите.

Надеюсь, газом пользоваться умеешь?

— Умею. Что еще?

— Остальное — не твоя забота.

На набережной было многолюдно. Прогуливались отдыхающие, суетились официанты в небольших уличных кафе, из динамиков доносились звуки популярнейшего хита летнего сезона:

Ай-ай-я-я, убили негра! Ай-ай-я-я ни за что, ни про что…

Здесь же промышляла бригада фотографов. Опытными, наметанными взглядами они безошибочно определяли в толпе новоприбывших и, навязчиво щелкая затворами фотоаппаратов, предлагали им свои услуги. Кто-то, надменно подняв голову, проходил мимо, кто-то клевал на наживку — писал на предложенном конверте свой домашний адрес и платил вперед.

Братья Михайлюки, неторопливо потягивая из банок пиво, шли по набережной. Федор внимательно присматривался к фотографам, Леня все больше поглядывал на полуобнаженных девиц, бесстыдно вилявших бедрами.

— Слышь, Федя, может, загодя снимем? — дернул он брата за короткий рукав майки.

— Потерпи до вечера, — отмахнулся Федор. — Мы сейчас делом занимаемся.

— Одно другому не помеха.

Федор, не удостоив младшего брата ответом, уверенно направился к невысокому черноволосому субъекту в широких, пузырящихся шортах и майке с английской надписью на спине «Я люблю Бруклин». Подойдя сзади, Федор тронул его за плечо. Тот в это время наводил объектив на очередную «жертву».

— Что, Гарик, все лохов разводишь?

Тот вздрогнул от неожиданности, опустил фотоаппарат и медленно обернулся. Растерянность на его мелком, невыразительном лице сменилась заискивающей улыбкой.

— Ба! Кого я вижу! Какими судьбами в наших краях, гражданин начальник?

— Верно, Гарик, для тебя я всегда буду начальником, — покровительственным тоном сказал Федор, — хоть времена и переменились. Погоны я уже снял.

— Что так, гражданин… э-э… Михайлюк?

— Молодец, Гарик, не забыл.

— На память не жалуюсь.

— Это хорошо. Значит, помнишь наш уговор.

— О чем речь, командир! — осклабился фотограф. — Я никогда от своего базара не отказывался.

— Отвечаешь, значит?

— Отвечаю, командир. А в чем проблема? Неужто вышибли вас?

— Сам ушел.

— Не по пути с законом стало?

— Хватит скалиться, Гарик, — с неожиданной злостью сказал Федор Михайлюк. — Дело есть, отойдем-ка в сторонку.

Они остановились у парапета и продолжили разговор, разглядывая прогулочные суда на горизонте.

— Гарик, я кота за яйца тянуть не стану. Уверен, ты свое ремесло не забыл и не оставил.

— Вы о чем? — непонимающе вскинул брови фотограф.

— О том, за что я тебя в свое время под статью мог подвести.

— Командир, да я — скромный фотограф. Вот, людям на память снимки делаю…

В глазах у Михайлюка блеснул холодный огонек.

— А ну-ка покажи свой агрегат.

— Зачем? — нервно дернулся Гарик. Без лишних разговоров Федор снял у него с шеи зеркальный «Киев» и взвел затвор.

— Ты бы хоть засвеченную пленку для виду вставил, — возвращая фотоаппарат, с насмешкой сказал Федор.