Владислав Куликов - Совсем другая жизнь

— Я знаю, кто вы такой, — неожиданно сказал сосед.

— И что? Вы теперь меня убьете?

— Зачем?

— Ну мало ли. — Неизвестный пожал плечами.

— Нет. Вас убьет жизнь. Рано или поздно. Она всех нас убьет.

— По-моему, это вы сумасшедший.

«Чего он хочет?» — с опаской подумал Неизвестный.

— Может быть, но пока вы, а не я еду из одной психушки в другую, — парировал сосед, — не обижайтесь. Я вижу, вы любите Коэльо…

На коленях Неизвестного действительно лежала книга, прихваченная ненароком из дурдома.

— Нет, не особо. — Он отложил томик.

— А вы знаете, чем обычный человек отличается от шахида? — без всякого повода спросил сосед.

— Нет.

— Ничем. Он так же, как и шахид, стремится положить жизнь во имя чего-то. Бизнесмен жертвует всем ради денег. Писатель — ради славы. Мать — ради ребенка. Они верят, что это самое главное. И надеются: не в этой, так в той жизни их рвение обязательно зачтется. А вы ради чего жертвуете?

— Не помню точно.

— Я расскажу вам притчу. Восемьсот лет назад Хасан ибн ас-Сабах создал секту фанатиков-самоубийц. Их называли ассасинами. Погибшим обещали блаженство в райских садах в компании с семьюдесятью двумя черноокими гуриями-девственницами. Строго говоря, в Коране ничего не сказано про семьдесят гурий. Но ас-Сабах действительно имел какие-то договоренности на небесах. В общем, первые погибшие получили обещанное и, наверное, до сих пор наслаждаются жизнью. То есть смертью. Но когда число смертников стало расти, выяснилось, что гурий катастрофически не хватает. Да и райские сады не резиновые. Следующим шахидам-террористам стали предлагать отнюдь не чернооких и отнюдь не девственниц. А потом и вовсе перестали пускать в райские сады. Так и бродят по небесам тысячи обманутых шахидов-самоубийц в поисках своего последнего причала.

— Занимательно.

— Вы тоже потеряли свой причал. И стали ловцом снов.

— Кем, простите?

— Ловцом снов. Есть поверье, что Бог создал только одного человека. Даже не человека, а его душу. Потом душа распалась на бесконечное число частиц, это и есть человечество. Если собрать все души воедино, получится тот единственный прачеловек.

— Получается, тот человек заболел шизофренией?

— Что-то вроде того. Всем душам никогда не собраться вместе. Они слишком ненавидят друг друга. Но иногда кто-то теряет свое «я» и начинает в снах путешествовать от одной души к другой, надеясь найти себя. Как обманутый шахид, он все еще надеется найти свое счастье. Это и есть ловец снов. Он находит свое «я» по крупицам в каждой душе, где побывал. Потому что у всех людей есть что-то общее. Жаль, что они это не всегда понимают.

— Честно говоря, я тоже вас не всегда понимаю. Так кто я такой, если отбросить эти сказки про ловцов снов? Вы сказали, что знаете…

— Ты тот, на кого меньше всего можешь подумать, — произнес сосед после паузы. Неожиданное «ты» поразило Неизвестного. — Извини, моя станция.

Он остался один.

У него было время подумать… И он что-то нащупал в своей памяти. Какую-то ниточку, обрывок каната-причала… Он даже увидел смутные лица из прошлой жизни.

«Я Опарин! Конечно же Опарин!»

Все встало на свои места. «На меня охотится Толочко. Исполнитель — Игнатьев. Его лицо я видел перед тем, как потерять свое «я», это точно…»

…На проходной KMC Филина и Опарина уже ждали.

— Вы к Игнатьеву? — спросил рослый солдат в синем бронежилете.

— Да.

— Проходите.

Двери в штабе оказались низкими. Пришлось пригнуться. От лестницы коридор уходил в разные стороны. Офицеры остановились, и вдруг Филин уловил тонкую ниточку запаха шафрана. Точно такого же, что был на даче…

— Пошли, — твердо сказал он, поворачивая туда, откуда тянулась ниточка.

— Ты уверен? — просил Опарин.

— Да, — Константин привел его к двери, откуда доносился аромат… Постучал.

— Входите, — послышался голос.

— Добрый день, — поздоровался Филин, входя в кабинет.

За столом сидел лысеющий подполковник. Из-под коротких рукавов выглядывали мощные бицепсы. Расстегнутые верхние пуговицы форменной рубашки приоткрывали густой волосяной покров на груди. Зато лицо было округлым и идеально выбритым.

— Я Филин, а вы, наверное, Дровосек? — произнес Константин, протягивая руку.

— Не знаю, кого вы имеете в виду, — подполковник улыбнулся, — но все равно садитесь.

— А я — оперуполномоченный отдела ФСБ майор Опарин.

— Здорово вы нас на даче уделали, — весело произнес Филин, ставя на стол трехлитровую пластиковую бутыль пива…

В глазах Игнатьева проскользнуло удивление. «В десяточку!» — радостно отметил Константин, заметив секундное замешательство. Правда, Игнатьев тут же загнал эмоции внутрь.

— На какой даче? — от него исходил легкий запах шафрана, именно его Константин учуял накануне на даче, и именно по нему нашел кабинет…

— Брось, братан, — примирительно произнес пограничник, — у тебя стаканы есть? Доставай.

Игнатьев пожал плечами, словно говорил: мол, я до сих пор не понимаю, о чем речь, но если хотите угостить пивом — не откажусь… И полез в ящик стола… Там звякнули стаканы…

— Моро успел вас сдать, — произнес Филин, — но дело даже не в нем, вы его угрохали, и правильно сделали. Спасибо, что нас не положили. Я же понимаю: если бы вы хотели — расстреляли бы нас там, как Сидоровых котят. Операцию вы провели грамотно. Мы еле ноги унесли. Скажите только, как на духу, без всяких там ля-ля, вы знали про подземный ход или предполагали?

— Мы надеялись, что какой-то план эвакуации у вас есть, — спокойно произнес Игнатьев, — вы же тоже профессионалы…

У Опарина челюсть так и отвисла.

— А если бы не было? — спросил Константин, разливая пиво по стаканам, которые хозяин кабинета выставил на стол.

Дровосек глубоко вздохнул и развел руками:

— Тогда вряд ли бы мы сейчас с вами разговаривали.

— Ну, давай, — Филин поднял стакан, чокнулся с Игнатьевым и потом с Опариным, — за встречу. И за то, чтобы у нас всегда был план эвакуации… Что вы херней страдаете, — спросил Константин, опуская стакан на стол, — войну на границе устроили, по своим палите?

— Ребята, вы ничего не знаете, — резким тоном ответил Дровосек, — и лучше вам не соваться туда, где ни хрена не понимаете. Это большая политика…

— А почему у тебя кликуха такая — Дровосек? — сменил тему Филин.

— Это оперативный псевдоним, — хмуро ответил тот.

…Дровосек ничего не понимал. Впервые в служебной карьере у него возникла ситуация, когда он не знал, как себя вести.

Дело даже не в неожиданности, в конце концов, разведчик должен всегда быть готов к неожиданности. Но здесь было все гораздо сложнее. Он не мог выдать тайну. Более того: он должен был убить этих людей (сначала Филина, а потом, вполне возможно, и Опарина).