Владислав Куликов - Совсем другая жизнь

— Извини, Хоттабыч, я тебе не верю. Если это правда, зачем ты мне это рассказываешь, я же могу написать? И почему, если о планах талибов и девипаме можно запросто узнать в обычном баре, спецслужбы об этом еще ничего не знают?

— Я рассказал тебе, потому что знаю тебя, — Хоттабыч нисколько не обиделся, — ты хороший человек. Но ни менту, ни фээсбэшнику я этого никогда не расскажу. Хочешь писать — пиши. Но ты же еще и разумный человек…

Хоттабыч намекал, что трогать эту тему опасно. Но Ветров все равно собирался написать. Правда, без ссылки на Хоттабыча. Ему даже в страшном сне не могла присниться фраза «Как рассказал мне бармен после третьей кружки пива», украшающая статью про девипам…

Найденыш не мог поверить, что он — это он. Казалось, стоит переключить какой-то тумблер, и все изменится. Он начнет жить совсем другой жизнью, в которой не было этого жуткого убийства и вообще ничего плохого не было. Об этом он думал, когда сидел в кресле, опутанный проводами. Перед ним мигала яркая лампа. On жмурился. Но огоньки пробивали сквозь закрытые веки. А за спиной жужжала аппаратура.

— Быстрого эффекта ждать не приходится, — сказал мужчина в белом халате, проглядывая тетрадку с графиками, — электрическая активность коры с тенденцией к дезорганизации, альфа-активность недостаточно регулярна. Но признаки дисфункции имеют стремление к затуханию.

— И что это значит? — Следователь перевел взгляд с доктора на Найденыша и обратно.

— Память постепенно должна вернуться, — ответил доктор, — по крайней мере, никаких необратимых изменений не выявлено.

— Отлично, я позвоню вам, когда все вспомню. — Найденыш улыбнулся доктору и следователю.

Заместитель начальника 5-го сектора Управления по защите конституционного строя ФСБ полковник Сергей Опарин задержался на работе после дежурства. Начальник отдела отписал ему несколько документов, которые надо было отработать. Сергей раскрыл синюю папку. Поверх всех бумаг лежала вырезка из «Советского труда»: статья «Люди из ниоткуда». К ней было подколото письменное указание: проверить.

Сергей перечитал статью. Зевнул. Отложил в сторону. «Писаки, — с неодобрением подумал он, закрывая рот кулаком, — напишут ерунду, а ты потом разбирайся. Пять против одного: чья-то фантазия. Зря время потеряю. Постой-ка, постой-ка…» Он обратил внимание на фамилию автора, которую сначала пропустил.

«Ветров, подлюга, — мысленно воскликнул он. — Опять за свое. Может, встретиться, по башке настучать?» Ленивым движением он достал из стола папку. Аккуратно вывел: «Дело оперативной проверки №…» «Пустая голова». Набросал план действий. Написал запрос в военную контрразведку с просьбой выслать дело оперативной разработки капитана Андрея Ветрова. В принципе, нужды в нем не было. Но жизнь научила Сергея: чем больше бумажек будет подшито, тем лучше. Тем более что добыть эту бумажку труда не составляло: он точно знал, куда писать и что именно спрашивать.

Из Таджикистана Опарин перевелся совсем недавно. В Москву попал по знакомству: старый товарищ, с которым когда-то вместе начинали службу, перевелся в территориальные органы (военные контрразведчики называли их еще — «театральные»), Занял высокую должность в Департаменте защиты конституционного строя и борьбы с терроризмом. Предложил Сергею место.

«Не думал, что на старости лет стану театралом», — подумал Опарин, но на перевод согласился. Чем больше проходило времени, тем теплее становились воспоминания о Таджикистане, и людях, с которым служил. Даже если эти люди раньше были чем-то неприятны…

— Опять ты глупости всякие пишешь, Андрей. Таджикистан тебя ничему не научил?

Они встретились с Ветровым в баре у Хоттабыча. Сели за угловой столик, спрятанный за барьером.

— Когда я последний раз писал глупости? Напомни, вы там в ФСБ лучше знаете.

Разговор шел в грубовато-дружеском тоне. Опарин и Ветров хоть и не были в Таджикистане друзьями, но сейчас сразу перешли на «ты».

— Да вот взять «потеряшек» твоих, — говорил Сергей. — Зачем накручиваешь? Ударился кто-то башкой, забыл что-то. А ты на всю страну раздуваешь.

— А ты читаешь нашу газету? Слушай, я в восторге. Не знал, что кто-то читает мои статьи!

— Да я не читаю. Опарин пожал плечами. — Один раз в туалете случайно наткнулся…

— Вот видишь. Моя работа все равно хоть иногда приносит пользу, а ты можешь так сказать про свою?

— В глаз хочешь?

— Нет.

— Тогда не задавай глупых вопросов.

— У нас свободная страна, и ты не можешь просто так угрожать дать журналисту в глаз. Сейчас госбезопасность действует более мягкими методами. Так что ты хотел узнать про «потеряшек»? »

— Ничего абсолютно. Просто к слову вспомнил. — Опарин выпил пиво, закусил орешками. — Помнишь, ты писал про Толочко? У тебя остались какие-нибудь документы?

— Нет. Я все хранил дома. Когда приехал после ранения, из квартиры все выгребли. Даже не знаю кто.

— Таджикские менты проводили обыск.

— Тогда понятно.

— Больше у тебя ничего не осталось?

— А ты почему интересуешься, ты же вроде ушел из военной контрразведки?

— Так и Толочко больше не служит, — парировал Опарин. На самом деле история с миротворцами была прикрытием основной цели разговора. Привычка шифроваться сидела у Опарина в крови. Он основательно навел справки про давнее дело, чтобы создать у Ветрова впечатление: ФСБ интересуется именно этим. А зачем? Да мало ли…

Потом в ходе разговора Сергей вновь как бы между делом ввернул вопрос про «потеряшек». Андрей легко разговорился. Ему было приятно показать чекисту, что журналисты порой осведомлены не хуже, чем ФСБ. Остальное — ненавязчиво уточнить и запомнить конкретные факты, фамилии, названия больниц — было для Опарина уже делом техники.

После беседы чекист все тщательно записал. Установил адреса, телефоны. Проверил: абсолютно все факты подтвердились.

Ветров не врал.

Опарин, признаться, такого поворота не ожидал.

«Почему весь мир ополчился на меня? — думал Найденыш, меряя шаги в прогулочном дворике. — Я никому не сделал зла. Я всегда был справедлив».

Ему почудилось, что откуда-то сверху — через натянутую сверху металлическую сетку, ограждавшую заключенных от неба — долетела капелька весеннего запаха. То была легкая сладость распускающейся почки с небольшой примесью морозной свежести. Вместе с этим ароматом возникло воспоминание из далекого детства.

Первое сентября тысяча девятьсот забытого года. Ему семь лет. Он стоит в школьной форме. Перед ним на коленях мама, собирающая портфель. «Это пенал, здесь ручки, это линейка, это тетрадь в клеточку, а вот в линейку», — объясняет она, подробно рассказывая, для чего нужен каждый предмет. Он смотрит на нее сверху вниз и чувствует (хотя идет в первый раз в первый класс), что сегодня ничего из этого не понадобится, и не надо объяснять так долго. В конце концов он сам разберется.