Сергей Яковлев - Драйверы

С восьми часов утра почти на всех основных питерских дорогах, на выходе из города, уже дежурили бригады боевиков Маги. Они не прятались в кустах, не устраивали засад. Они стояли на контрольно-пропускных постах ГАИ и, стараясь не особо светиться, практически вместе с ментами проверяли все грузовые автомобили, идущие из Питера.

Маге пришлось не меньше двух часов с нужными людьми по телефону толковать, чтобы обеспечить надежные заслоны на выходах из города. Обеспечил.

Именно за это его и ценит Иса, за это и уважает. Не только за преданность, но и за умение организовать работу десятков людей. Преданных у Исы много, а толковых — Иса сам так говорил — кроме Маги: раз, два и обчелся…

Мы с Борькой от станции метро не спеша прошествовали по перегороженной вдоль и поперек заборами Сенной — она же в недавнем прошлом площадь Мира. Прошли мимо заснеженных, но вовсю торгующих, несмотря на ранний час, ларьков и свернули налево, на Московский, он же — бывший Международный проспект.

Люблю я Питер, черт побери! Много городов всяких довелось мне повидать, и больших и маленьких, но… Питер — это Питер. Или, по-старому — Ленинград, без разницы.

Я, наверное, в другом городе вообще бы жить не смог, быстренько бы затосковал и умер. Честно. Все эти дворы-колодцы старые, арки подворотен с чугунными столбиками по углам, и площади, и проспекты, и улочки-переулочки типа Расстанной, Разъезжей, Воронежской, Подьяческой…

И зима эта непонятно-слякотная почти совсем не раздражает меня, и лето с белыми ночами на психику не давит — наоборот даже… Иной раз в холодную зимнюю пору немножко затоскуешь, но ненадолго.

А топонимика!.. Да нашу Неву, и Фонтанку, и Невский, наверное, во всем мире знают! Особенно «бандитскую» Лиговку, где мы с Борькой родились и выросли.

Надо же — реку Фонтанкой назвали! Красиво. Фон-тан-ка… Мойка… Звучит. Очень хорошая у нас топонимика: улица Колокольная, Лиговка, Невский, Курская, Боровая, Сенная, Моховая…

Конечно, и здесь большевички порезвились, напридумывали черт знает чего. Ну, понятно, у них всегда идеология на первом месте была. Один росчерк пера и — площадь Ленина, проспект Маркса плавно переходящий в Энгельса. Взяли Миллионную и переименовали в Халтурина. Это который Степан. Он со своими корешами вроде бы царя динамитом грохнуть хотел. Не помню только, получилось у них или нет. Вроде бы в царя не попали, но все же рванули кого-то, человек двадцать угробили…

Во-о-он с каких времен, оказывается, корни тянутся… Интересно. Чего же тогда удивляться современным террористам и бандюганам — налицо преемственность поколений. Но фамилия забавная — Халтурин… Почти — Шабашкин-Блатняк.

Или в тридцатые годы придумали улицу Автогенную.

А к закату своей идеи коммуняки, похоже, совсем сбрендили. Что это, прости Господи, за названия такие препохабные: БлюХера, или Гаврская?.. Засохнуть можно. «Привет! Ты где живешь? — На Гаврской…» Попробуй, выговори такое.

Интересно, при Гитлере в Германии были проспекты и площади, например, имени партайгеноссе Гитлера, или Бормана? У нас сподобились: улица Ленина, проспект Большевиков… И еще — отчаянно совки любили своего кореша Славу КПСС. Им волю дай — они бы на каждый дом этот плакат присобачили.

Ну, да ладно. Бог с ними, с душегубами дебильными — ушли в небытие.

Свернули мы с Борькой с площади Мира на Московский и через три минуты дошли до точки рандеву, то есть до места встречи.

Грузовик стоял там, где и должен был стоять. В большом, вероятно, очень старом питерском дворе — Московский проспект, десять. Высокие арки, какие-то складские желто-белые здания, сквозные проезды, груды ящиков, бочки. Снег, холод, ветер, поземка… Пока все шло нормально.

Двигатель «КамАЗа» не работал, в кабине горел свет. Мы подошли, я открыл дверцу. В кабине — двое: вчерашний Ахмет-наниматель и еще какой-то мужик пожилой с седой бородкой. Лицом черен, как негр, морщины — словно ножиком его изрезали. Тоже таджик? Или какой-нибудь другой азиат? Черт его знает.

Борька первым залез в кабину, потеснив их обоих, принял от меня наши сумки и забросил назад, в спальник. Затем кое-как все разместились.

— В тесноте да не в обиде, — сказал Боб. Оба таджика согласно закивали.

Мы с Бобом вежливо поздоровались, представились сивобородому. Он тоже назвал свое мусульманское имя, которое впрочем, тут же вылетело у меня из головы. Поулыбались. Помолчали. Потом по восточному обычаю немного поболтали о ерунде — погода, цены на рынке, «всем тяжело». Опять помолчали.

Прелюдия почему-то затягивалась. Та-а-ак. И чтой-то мы сегодня такие вежливые?.. Что-то не нравится мне эта непонятная восточная мататень. Кинуть хотят, что ли? Так не на чем. Ни мы им, ни они нам пока что ничего не должны. А может, передумали с нами связываться? Ну — их дело… Обидно, досадно, но ладно. Переживем как-нибудь.

— Вот что, аксакалы, — сказал я, — мы с Борисом мужики простые, так что давайте ближе к телу, как говорил старикан Ги де… Едем — или как? В чем проблема?

Бородатый прикрыл свои слегка раскосые глаза тяжелыми веками, а Ахмет вздохнул и наконец-то разрешился.

— Понимаешь, Витя, с вами вот он, — Ахмет назвал бородатого по имени, — должен был ехать. Но он немножко заболел и ехать не может.

Я посмотрел на аксакала. Тот действительно выглядел не очень здорово. Да мне-то в сущности — какая разница, кто из них поедет? Я вообще-то и думал, что Ахмет с нами в кабине будет, а оказывается, совсем и не так. Или — уже так?

— Поэтому с вами придется ехать мне.

— Ну и ладно… Тебе, так тебе.

— Да, — сказал Ахмет. — А он, — вежливым жестом Ахмет указал на бородатого, — хочет документы Бориса проверить. Понимаешь, в нашей общине Хайрулла отвечает — как это по-вашему? — за безопасность, да? Это очень ответственная и важная должность. Ну, и мы с ним, я хочу сказать — я и он, вместе работаем. По очереди. Один раз он ездит на машине туда-сюда, потом — я. Ну вот. А сейчас он заболел. Но документы Бориса хочет посмотреть. Поймите нас правильно, но мы о вас очень мало знаем. Вы только не обижайтесь, но всякое ведь бывает. Так?

Я в душе чуть не расхохотался над этим бредом, но внешне никак этого не выразил, а только кивнул — понятно, мол. Чего же не понять. И сразу же два раза быстро щелкнул пальцами…

У нас с Борькой еще в детстве была разработана нехитрая знаковая система — два щелчка означали: «Молчать!». Борька открыл было рот, но тут же закрыл его. Молоток! Не забыл нашего босоногого детства. Не дай Бог, еще брякнет сдуру что-нибудь непотребное.

— Я вас понимаю, ребята. Времена сейчас действительно лихие. И любые слова и клятвы ничего не значат. Но чего же вы от нас-то хотите? Ты же меня не случайно в подворотне встретил, верно, Ахмет? Я ведь не по газетному объявлению к тебе нанялся. Нас друг другу представил человек, которого ты, наверное, получше меня знаешь. Он за меня поручился. Какие еще гарантии нужны? Объяснись конкретнее.