Артур Жейнов - Пилюля

В очередной раз взревела толпа, пасть ворот открылась, и на арену выкатили колесницы. Воины в золоченых латах кричали: «За Рим!» и сотрясали над головами сверкающими мечами. На колесницах вспыхнули факелы, и мощные, обтянутые легкой кольчугой кони понеслись по кругу.

Толпа ликовала, приветствуя своих героев. А с самого высокого балкона, окруженный свитой советников и телохранителей, в подчеркивающих всю его мужественность доспехах, приветствовал воинов величайший из императоров Метхум Справедливый. По правую руку от него сидел чемпион игр, бывший гладиатор, а ныне старший надзиратель и тренер Иссая Бешеный. По левую – старший сын Метхума, патриот и лучший оратор империи Громогласный Шакир. Его слова доносились во все уголки острова, за его красным плащом и огненным гребнем на шлеме следили со всех балконов Колизея.

– Братья и сестры, мы здесь потому, что нет сил терпеть! – обращался он к толпе. – Нас превращают в покорных бесправных недолюдей! Из нас делают рабов! Но разве мы рабы?!

… пасть ворот открылась, и на арену выкатили колесницы. Воины в золоченых латах кричали:

«За Рим!» и сотрясали над головами сверкающими мечами.

– Не-е-ет! – отвечала толпа.

– Мы хотим справедливости?! Мы готовы вернуть свободу себе и своим детям?!

– Да-а-а!

– Мы хотим справедливости?! Мы готовы отстоять завоевания наших отцов?!

– Да-а-а!

– Чего мы хотим?!

– Справедливости!

– Чего мы хотим?! – повторил он громче.

– Справедливости! – ревом ответила толпа.

– Они избежали наказания! С помощью подкупа и шантажа, из-за трусости и лицемерия чиновников, из-за несостоятельности навязанных нам законов эти звери остались на свободе! – он указал рукой на людей, прячущихся за стенами крепости. – Убийцы и насильники, воры и извращенцы, наркодилеры и педофилы наводнили улицы городов, заполонили радио– и телеэфир. Они стали хозяевами нашей жизни! Из-за них наши дети становятся наркоманами и самоубийцами! Из-за них мы опускаем руки и, стоя на коленях, в слезах просим у Бога справедливости! Из-за них сильным мужчинам порой стыдно смотреть в глаза своим женам и дочерям! Только ненавистью и жаждой разрушения живут они! Без страха и угрызений совести травят нас, попирают наши идеалы! Мы будем терпеть дальше?!

– Не-е-ет!

– Кто-то готов терпеть дальше?!

– Не-е-ет!

– Со всего света мы собрали их! Они здесь, потому что мы хотим суда! Мы хотим справедливого суда.

Там – женщина, в пьяном угаре искромсавшая всю свою семью! Там – покалечивший тридцать девушек насильник! Там – члены бандитского клана, держащего в страхе кварталы и целые города. Они были и остались варварами, а усмирять варваров – работа римлян! Сегодня у наших чемпионов будет много работы!

– Да-а!

– Братья, тихая река нашего терпения иссякла! Так пускай варвары тонут в бушующем океане нашего гнева! Смерть варварам!

– Сме-е-рть!.. Сме-е-рть!.. Сме-е-рть!.. – волна не стихающих криков несколько раз прокатилась по трибунам. Кричали, угрожающе размахивая руками, облаченные в белые тоги немощные старцы, визжали, оголяя груди, их полнокровные молодые любовницы, орали жаждущие зрелищ банкиры и политики, держатели акций строительных компаний и нефтяных вышек, кинопродюсеры, владельцы сверхприбыльных ломбардов, поднявшиеся с низов ростовщики и только начавшие проматывать семейное состояние мажоры. Восторженно голосили обслуживающие гостей проститутки, скрытые в толпе охранники и юноши педерасты, разносящие по рядам кокаин и спиртное. Где-то в нижних рядах, опираясь на костыли, протирая воспаленные, мутные от водки глаза, кричал Вадим. На секунду вытащив руки из-под юбки проститутки гермафродита, затряс кулаками и заголосил его верный друг Николя. В истошном многоголосье растворился вопль Тамарки. Битва началась! Наматывая круги вокруг крепости, лучники с колесниц поливали осажденных дождем из огненных стрел. Сраженные защитники падали с башен, а их места занимали новые. Варвары отстреливались, но их стрелы не пробивали конских кольчуг, отскакивая от толстых гладиаторских доспехов.

Сухие смолянистые доски воспламенялись быстро. Вспыхнула одна из башен. Спасаясь от огня, осажденные выскакивали прямо под вражеские копья и торчащие из колес колесниц стальные лезвия. Гладиаторы разделились: одни продолжали на ходу отстреливать варваров из луков, другие, занося для удара трезубцы и мечи, кинулись им наперерез… То, что происходило на арене, трудно было назвать битвой. У защищавшихся не было шансов. Но, судя по реву беснующейся толпы, резня была именно тем, ради чего они сюда пришли…

Кастро появился на одной из трибун Колизея под занавес, когда арена уже была завалена трупами и кучка варваров, окруженных гладиаторами, обессилено щетинясь копьями и мечами, ожидала приговора императора.

Кубинец успел разузнать, где держат Саню, выяснил имена охранников и чем их можно подкупить. Но забрать Саню было только половиной дела. Провести через посты – вот что было сложнее всего. Тут нужно разрешение управляющего северными тоннелями, но он, как предупредили Кастро, неподкупен. Вариант один: найти управляющего и силой заставить пойти с собой. Но и найти его оказалось не просто.

– Сегодня его вызвал наверх сам Метхум, – признался кто-то из стражей. – Значит, там до ночи и останется. Ищи своего дядю на нижней трибуне.

«Племянник», произнеся слова благодарности, отправился наверх.

«Проще крупицу сахара в ведре соли найти, чем этого козла в стаде этих баранов», – первое, что подумал Кастро, поднявшись на нижнюю трибуну. Но деваться было некуда, и он двинулся вдоль арены, распихивая беснующуюся толпу. На верхних скамьях было не так тесно, там даже виднелись свободные места, и Кубинец решил подняться туда, но вдруг остановился. Спокойно скрестив руки на груди, сверху вниз на него смотрел Рэм. Облаченного в белую тогу, без привычного черного плаща, его почти нельзя было узнать. Но это был он.

Рэм сидел на скамье, закинув ногу на ногу, и хлопал ладонью по свободному месту возле себя, приглашая Кубинца сесть рядом. Кубинец недоверчиво посмотрел по сторонам, и только после того, как убедился, что это не засада и Рэм без помощников, двинулся ему навстречу.

– Тоже интересуетесь культурным наследием древнего Рима? – спросил Рэм.

Кубинец оглянулся на арену и брезгливо поморщился.

– Да нет. Просто выдался свободный денек. Дай, думаю, прогуляюсь. Вот, забрел.