Неизвестен Автор - Томские трущобы

Наши читатели уже в достаточной степени ознакомлены из предыдущих глав с разнообразными типами обитателей томских трущоб. Избегая повторений, скажем лишь, что два любителя легкой наживы, расположившиеся около томи, были что называется - "шпанкой", которая в тюрьме "спит под нарами", а на воле носит презрительный эпитет "халамидников". Людям этого сорта безразлично, что и как украсть: крынку ли молока с воза у зазевавшейся бабы, белье ли, развешанное на просушку. Но, когда является возможность действовать наверняка, то они решаются и на грабеж, как это было сделано с Егориным. В общем-то - это парии среди темного мира преступников. Если Егорина, например, или ему подобных, по смелости, ни перед чем не останавливающейся жестокости, по широте замыслов, можно сравнить с кровожадным тигром, то представителей "шпанки" можно назвать лишь мелкими шакалами...

- Да, фортануло нам нынче! - подумал вслух один из оборванцев, беспечно выпуская клуб густого сизоватого махорочного дыма...

Товарищ его, маленький, плюгавый человечек, одетый в какое-то невообразимое подобие пиджака и старую студенческую фуражку с оторванным Козырьком, выразительно свистнул и приложился к бутылке.

- Искупаемся, нечто, - лениво протянул первый после небольшой паузы. - Больно уж солнышко припекает... Айда, Федюха, в воду!

- Купайся, - равнодушно отозвался счастливый обладатель пиджака. - Я не стану... Солнышко я люблю. Для нашего брата - полевого дворянина солнце первое дело! Выпил грешным делом водочки, перекусил малость и лежи себе пузом кверху... Хорошо, тепло! Солнце-то, оно, брат, для человека пользительно, у которого ежели нутро отбито!

Высказав эту сентенцию, человек в пиджаке повернулся на спину и замер в философском молчании. В голове его теснились обрывочные воспоминания минувшей ночи.

Темень - глаз выколи... Гроза собирается, надо идти искать местечко, где от дождя спрятаться.

Идут они берегом... Как волки крадутся... Вдруг впереди плеск какой-то: не-то рыба взыграла, не то веслом кто ударил... Видят человек...

"Пиджак" глубоко вздохнул и приподнялся на локте, свертывая "козью ножку". Товарищ его, искупавшись, лениво натягивал портки и что-то мурлыкал себе под нос.

- Федюх, - окликнул он. - Как мы нынче - по-старому, под кустом спать будем, аль в город махнем? Пол-плиты (полтинник) на пиво выложим! Хорошо пивка таперича!

- В город... а не "засыплемся"? - неуверенным тоном заметил "Федюх".

- Ну, что там!

- Ладно, к вечеру пойдем...

Вечером наши приятели, зайдя в грязнейшую пивную, были арестованы, как подозрительные лица... Их подозревали в убийстве, совершенном прошлой ночью в самом центре города.

24. БЛЕСТЯЩАЯ ДАМА

Прошла неделя с той знойной грозовой ночи, в которую уголовная летопись Томска увеличилась еще на одну кровавую страничку. На городском кладбище под свежей могильной насыпью лежал тот, кто один бы мог рассказать тайну этого преступления. Общественное мнение, возбужденное столь дерзким убийством, настойчиво требовало возмездия. Но в руках следственной власти было слишком мало фактических данных, чтобы удовлетворить это требование. Два черемошинских героя, описанные нами в предыдущей главе, за недостатком улик были отпущены с миром.

Полицейские облавы, произведенные по разным притонам и вертепам города, также не дали положительных результатов. Между тем по городу циркулировали самые различные слухи и толки. В связи с оставленной на месте преступления шляпой с запахом модных духов, а также найденной за истоком окровавленной рубашки из самого тонкого полотна, - создавались легенды. Большинство были уверены, что преступники - люди из общества; были намеки, что убийство совершено на романтической почве. Прошла, повторяем, неделя и жизнь с ее повседневными заботами и насущными проблемами заставила томичей все меньше и меньше интересоваться этим делом.

Кондратий Петрович, оправившись от своих ушибов, выехал из города куда-то в уезд, по торговым делам. Он выделил Кочерову 1000 рублей и последний таким образом получил возможность заплатить по неблагополучному векселю с поддельным бланком. Мало того, получил возможность вновь учесть такой же вексель и даже на большую сумму. Очутившись при деньгах, Иван Семенович воспрянул духом. Чад веселых кутежей и горячие ласки любовницы помогли отделаться от тяжелых воспоминания роковой ночи.

Живи, Иван, пока живется! - говорил он себе, раздумывая. - Раз мать родила! Хоть час, да наш!..

...В светлое теплое праздничное утро, Иван Семенович, одетый в новенькое и с иголочки пальто, в модную мягкую шляпу и летние ботинки, весь сияющий молодостью, здоровьем и весельем, подкатил на паре гнедых лошадей извозчичьей пролетки к воротам дома, принадлежащего его жене. Дом этот, как равно и другой, выстроенный на том же усадебном месте, подальше в переулок, - отдавался под квартиры.

Нужно ли говорить, что фактически хозяином этих домов был единолично Кочеров. Он условился с жильцами, получал арендную плату и тратил ее, не давая никакого отчета жене. Угловой дом Кочеров сдал в аренду одному своему знакомому, про которого нельзя было во всяком случае сказать, что прошлое его безупречно. Ссыльный по положению, по национальности - грузин, человек, наживший изрядный капиталец содержанием "института без древних языков", человек этот, назовем его Александром Ивановичем Чебукидзе, сняв в аренду целый дом, намеревался открыть в нижнем этаже трактир, а вверху номера. Дело задерживалось пока неполучением разрешения от администрации. В одной из комнат верхнего этажа жила теперь Катя. Кочеров давно уже упрашивал ее бросить Орлиху и переехать на отдельную квартиру, но это его желание исполнилось лишь недавно. Катя, потеряв всякую надежду вновь увидеться со своим предметом - Сашкой-пройди светом, о котором не было ни слуху ни духу, махнула рукой и решила, что теперь ей оставаться у Орлихи незачем.

Итак, в описываемое нами утро, Иван Семенович с шиком подкатил к воротам дома.

- Ты подожди меня здесь, - сказал он извозчику, скрываясь в калитке.

Если о костюме и внешности Кочерова можно было сказать, что и то и другое блистало претензией на моду и эффект, то справедливости требует отметить и блестящий парадный вид запряжки. Начисто вымытая пролетка с двойными рессорами и откидным верхом, ярко начищенная сбруя с бубенчиками, новый суконный армяк кучерского покроя, надетый на извозчика, - все это говорило, что Иван Семенович намерен сегодня пустить пыль в глаза томской публике.

Быстро поднявшись по лестнице на верхний этаж, Кочеров прошел по коридору и постучал в одну из дверей. Этой вежливости научила его Катя.

- Войдите! - раздалось за дверью.

Держа шляпу в одной руке, другою приглаживая волосы, Кочеров вошел в комнату, бывшую для него земным эдемом, благодаря живущей в ней гурии. Комната эта была большая, светлая - в три окна. На обстановку ее было затрачено порядочно, но зато теперь она действительно производила впечатление красивого уголка, гнездышка, созданного для любви и наслаждений.