Неизвестен Автор - Томские трущобы

- Скверное дело! - подумал он, поднимаясь на скользкие ступеньки грязного крыльца. - Если завтра не найду денег, дело дрянь.

Он прошел через трактир и поднялся по лестнице наверх.

- Дома Александр Иванович? - спросил он мимоходом у встретившегося полового.

- Дома... Никак у себя, чай пьют!

- Гм, хорошо... Ты подашь нам шашлыка и водки. В комнату Екатерины Михайловны. Понял?

- Как не понять, - тряхнул головой официант. - А только хозяин...

- Ну чего там хозяин, - сердито перебил его Кочеров. - Делай, что тебе говорят.

Иван Семенович прошел по коридору, слабо освещенному чадящей лампочкой к дверям Катиной комнаты. Двери были полуоткрыты и в темной комнате царила глубокая тишина.

- Ты спишь, Катя? - вполголоса спросил он, входя в комнату.

- Нет, - кратко ответила Катя.

Она сидела на подоконнике одного из окон, выходящих на улицу. Слабый свет уличного фонаря проникал в комнату. В его слабом отблеске неподвижно чернел силуэт Кати.

- Чего это ты впотьмах сидишь? Постой, я сейчас зажгу лампу... Ты обедала уже?

- Не зажигай огня... не надо... - медленно и устало выговорила Катя.

- Почему это? - удивился Иван Семенович.

- Так... опротивело мне смотреть на эту комнату... Эти стены душат меня...

В слабом надломленном голосе девушки слышалась глубокая печаль, тоска и страстное желание покоя. Кочеров не на шутку испугался.

- Что с тобой, моя Катя! - нежно и тихо заговорил он, подвигая стул к окну и садясь у ее ног. - Здорова ли ты, Катя, у тебя холодные руки... Дай мне их. Я согрею твои пальчики...

Девушка молча освободила руки и спрятала их под шаль, накинутую на плечи.

- На улице холодно... грязно?.. - спросила она после некоторого молчания.

- Да, скверная погода!

- Я сегодня целый день сидела на окне и все смотрела на улицу... Даже не пила против обыкновения. Все это надоело...

- Какая ты сегодня странная: точно спишь с открытыми глазами!

- Все надоело, - продолжала она, прижимаясь лицом к холодному стеклу окна. - Внизу весь день шумели... Орали песни, а я сидела... смотрела на улицу... и думала...

- О чем ты думала, моя радость? - попробовал пошутить Иван Семенович.

- О многом... тебе это незачем знать... У тебя и своих забот довольно! - оборвала она, поднимаясь с места. - А вот что я надумала скажу. Жила я шумно, весело, так и дальше хочу жить. А не придется - не надо... Лягу и усну... - В ее последних словах прозвучала твердая решимость человека, призывающего смерть. - Довольно! Не говори мне больше ничего! Можешь зажигать лампу и делать, что тебе заблагорассудится. Ты ведь еще хозяин в этой комнате!

На другой день Кочеров вновь пустился в поиски кредита. Когда он уходил, Катя уже не спала. Она, молча, курила папиросы и смотрела усталым равнодушным взглядом. Поздно вечером Кочеров вернулся. На этот раз старания его увенчались успехом: ему удалось достать, правда, под чудовищные проценты, некоторую сумму. Веселый и оживленный вошел он к Кате, торопясь поделиться приятным известием... Кати в комнате не было. Когда он зажег лампу, то первое, что бросилось ему в глаза, был конверт, написанный ею, лежащий на столе. Она писала ему:

"Прощай! Я уехала из Томска! Забудь меня - наши дороги разошлись..."

Глухой стон вырвался из груди Кочерова и он бессильно опустился на стул...

28. СВИДАНИЕ С ЧЕЛОВЕКОМ В МАСКЕ

Говорят, что время лучший целитель ран. Так было и с Кочеровым. После взрыва безумного отчаяния, овладевшего им на первых порах разлуки с Катей, наступил кризис. Глубокое горе сменилось тихой затаенной тоской... Время, между тем, шло и шло... Зима сменила осень, миновали святки. Кочеров круто изменил образ жизни: принес повинную голову своим старикам и жене, бросил кутить, принялся за дело. Жена его, обрадованная и удивленная такой переменой в муже, охотно помогала ему при уплате наиболее срочных долгов. Казалось, Иван Семенович окончательно порвал с бурным бесшабашным прошлым и превратился в мирного семьянина. На самом же деле в глубине его души продолжало жить крепкое, неумирающее чувство любви к бросившей его любовнице. Он знал, что она живет в Красноярске на содержании у одного местного золотопромышленника, человека, уже немолодого, грубого и невежественного. Кочерову удалось завязать переписку с Катей, и из ее писем он мог видеть, что настоящая связь не особенно ей приятна, несмотря на всю роскошь, которой окружил ее старый волокита...

В голове Кочерова созрел один план, который он и приводил в исполнение. Он решил так или иначе заручиться полным доверием со стороны жены, уговорить ее перевести дома на его имя, а затем, тем или иным путем избавиться от нелюбимой жены и, сделавшись свободным человеком, жениться на Кате. Вот какие стремления имел в душе Иван Семенович, играя роль делового человека и образцового семьянина. Этот тонко обдуманный план делал честь достойному ученику Егорина, выработавшему свои взгляды в атмосфере убийств и разврата, насилия и лжи.

- Остепенился парень, перебесился, - думали про него родные.

Один только Кондратий Петрович догадывался об истинных намерениях Кочерова, но до поры до времени молчал.

Однажды вечером, на последние дни масленицы, Кондратий Петрович решил немножко повеселиться на холостяцкий манер. Он отправился в общественное собрание, где в этот вечер был последний маскарад: на святках - 4 января, и перед закрытием зимнего сезона - на масленице, проводят обыкновенно их весело и оживленно. Народа бывает - ступа не протолчет.

Так было и на этот раз. Когда Егорин поднялся по лестнице в фойе собрания, его сразу охватила сутолока густой медленно движущейся толпы масок, мужчин в сюртуках и фраках, военных и студентов. Вся эта разношерстная публика смеялась, разговаривала, перебрасывалась конфетти, и от шарканья ног, шелеста шелковых юбок, смеха и перекрестного разговора, стоял неясный, неумолкаемый шум. Спиртозные запахи буфета смешивались с крепкими духами, запахом человеческого тела, пота и дешевой пудры. Было тесно, душно, но весело.

Кондратий Петрович остановился около дверей в столовую и занялся наблюдением проходящих масок. Каких тут только костюмов не было: начиная с дорогих и изящных и кончая жалкими попытками создать при помощи дешевого миткаля и цветной бумаги каких-нибудь "испанцев" или "рыбочек". В самый разгар маскарада, когда Кондратий Петрович основательно подогрев себя коньяком, уже намеревался зацепить какую-нибудь из масок и отправиться ужинать, на его плечо опустилась чья-то рука. Кондратий Петрович вздрогнул от этого прикосновения и обернулся. Сзади его стояло черное изящное домино.

- Что тебе, маска, - пробормотал Егорин, невольно делая шаг назад, пораженный холодным блеском глаз таинственного домино.