Фридрих Незнанский - Игра на опережение

Рядовой Капустин неопределенно пожал плечами, не выказывая особого интереса к предложению дежурного по части.

— А зовут как? — поинтересовался майор Смолин, выписывая на планшете, положенном на колено, маршрутный лист. — Имя-отчество?

— Сергей Павлович…

— Вот и сходи, Сергей Павлович. — Майор Смолин протянул ему маршрутный лист. — Это недалеко отсюда. Свернешь на центральную улицу Ленина и там слева возле кинотеатра увидишь… Только нигде не задерживайся, ни к кому не подходи, ты понял? Одна нога здесь, другая там. А твоему капитану Берсеневу я сам скажу, если что.

Рядовой Капустин уже вышел с сигаретами из кафе «Азиз», когда рядом затормозила грязно-белая «шестерка».

— Эй, солдат! — окликнула с южным акцентом молодая, светловолосая, ясноглазая девушка, выглянувшая из окошка автомобиля. — Не подскажешь, где здесь стоит пехотный полк? Я к брату приехала из Краснодара, он здесь служит. Полчаса колесим… Может, знаешь Толю Горюнова?

— Знаю, он у нас в батальоне второй год, уже сержант… Я как раз туда иду, — сказал Капустин.

— Ну так садись, дорогу покажешь… — выглянул черноусый водитель.

Через минуту Капустин забеспокоился:

— Мы не туда едем. Я же сказал, нам влево надо!

— Правильно мы едем, сынок, — весело сказал водитель. — Оксана тебе подтвердит. Я правильно говорю? — И обнял полные загорелые плечи девушки, сидевшей рядом.

Вечером Ансар позвонил в Москву Колобову:

— Товар на складе, Федя.

— Кондиционный хоть товар? — спросил тот.

— Послушный и молчаливый. Все, как вы заказывали. Один у матери, живут бедно… Доставим завтра же. Схема та же, напоминаю. Бабки, как всегда, вперед. Один и тот же борт сначала привозит выкуп, а назад в Москву увозит пацана.

— Так и сделаем… — мрачно ответил Колобов. — Ладно, проинструктируйте солдата, как себя вести, что говорить. И встретим его во Внукове, как обычно… — И положил трубку.

Через несколько часов он вошел в кабинет Забельского, разговаривавшего с кем-то по-французски по сотовому. Хозяин кабинета махнул ему рукой в сторону кресла.

— Ну что? — спросил он нетерпеливо, отключив аппарат.

— Все в лучшем виде, Григорий Иванович… Утром звонил Ансар. Завтра привезут товар. Готовьтесь к встрече.

— Завтра… завтра… — задумался Забельский, теребя карандаш. — Опять эта спешка! Не нравится мне все это, должен тебе сказать.

— Раньше бы вам побеспокоиться… — заметил Колобов.

— А что делать, с другой стороны? — рассуждал вслух Григорий Иванович, встав из-за стола. — Если власть вынуждает нас так действовать!.. Не для себя же мы стараемся, верно?

— Вам виднее, — неопределенно ответил Колобов. — Вы на своем месте, мы на своем.

— Матери этого солдата сообщили об освобождении сына? — механически спросил, думая о своем, Забельский. Он прохаживался по кабинету. — У него мать точно есть? Ты узнавал?

— Все будет в лучшем виде, не беспокойтесь! — уже не скрывал раздражения Федор Андреевич. — Мать есть, отца нет. Специально ведь подбирали. Сначала она не поняла, потом расплакалась, когда ей позвонили. А в конце обрадовалась, что увидит его. Завтра днем прилетает в Москву. Встречать ее сына будете вместе, как вы приказали…

— Узнали хоть, как ее зовут? Впрочем, все равно, завтра напомни… Слушай, а может, в прямом эфире это показать? — вдруг воодушевился Григорий Иванович. — Что мы все в записи, да в записи… Сейчас позвоню на телестудию! — Он схватил трубку. — Представь… Значит, так… Старушка мать ждет в аэропорту сына, захваченного чеченскими террористами. Крупно ее морщинистое лицо в тревожном ожидании. Рядом журналисты, фотокорреспонденты и все, кто спешит засветиться при этом трогательном и волнующем событии!

— Так было уже… — напомнил Колобов. — Показывали, и не раз.

— Нет, то было в записи… Совсем не тот эффект. Не было ощущения одномоментного сопереживания, понимаешь? И потому все говорили: мол, все заранее срежиссировано и отрепетировано…

— Завидуют вам, вообще говоря, — кивнул Колобов. — Сначала вас спешили похоронить и забыть, когда вас вывели из правительства…

— А тут я восстал как феникс из пепла!

— Теперь вот ищут, к чему придраться… Я бы о другом побеспокоился на вашем месте. Банк скоро закроют, а вам еще надо распорядиться получить деньги для выкупа, чтоб не откладывать на завтра. Самолет утром в Махачкалу полетит, надо успеть доставить, а выкупа не будет, парня не отдадут, шоу ваше сорвется.

— Ты прав, звоню в банк! — Забельский набрал другой номер. — Толя, это я… К завтрашнему утру во Внуково к рейсу на Махачкалу должны быть доставлены цитрусовые. В энном количестве. Да, все как всегда. С одним отличием. Доложи туда еще один лимон… Толя, я все знаю, что ты сейчас скажешь! И что они вконец обнаглели, и все прочее. Но ставки слишком велики. И чем ближе к развязке, тем выше они будут подниматься. Ты все понял, да?

Отключив трубку, он снова заходил по кабинету, потом остановился.

— Слушай, а может, послать за ним мой самолет? И пусть мать встретит сына прямо там, в Махачкале? Или чересчур? Слишком помпезно?

— Вам виднее. Но я бы так не делал. Прямой эфир — тоже перебор. Мало ли что, вдруг сорвется. Или думаете, вам всегда будет везти?

— Ну да… Ты и здесь прав. Прямой эфир я, пожалуй, оставлю, а вот посылать свой самолет за солдатиком — уже перебор. — Забельский успокоился, сел в кресло. — Скажут, выпендриваюсь. Пусть будет обыденно, все как всегда.

Рано утром Сергея Капустина разбудили, откинув край душной палатки. И он сразу ощутил запахи горного воздуха, смешанные с запахом хвои.

— Подъем, служивый! — весело сказал Ходж. — Кончился твой кавказский плен, щас домой поедешь, мамка сопли тебе вытрет…

И засмеялся. Его смех поддержали еще двое, более молодых, бородатых чеченца. К ним присоединился смех Оксаны, выбравшейся из другой палатки, где она спала с Ходжем.

— Как спал, солдатик? — спросила она ласково. — Не журись, сегодня к мамке поедешь, еще спасибо нам скажешь!

Сергей хмуро смотрел на моджахедов, на ясноглазую Оксану, которую обнимал за талию Ходж. Чего они так веселятся? Он знал одно: им нельзя доверять. И сейчас твердил про себя наставления ротного про бдительность и осторожность: «чехи» обманывают и завлекают свои жертвы разного рода посулами, чтобы потом издеваться и пытать так, что смерть покажется краше жизни. Им, обкурившимся, это в кайф. Иначе зачем им нужны простые солдаты, за которых никто не заплатит выкуп? Государство — из принципа, матери — из-за нищеты.

Оксана подошла к нему и обняла за плечи:

— Ну-ка, хлопчик, посмотри на меня. Ты мне не веришь? Вот те крест. — И она перекрестилась под смех довольных боевиков. — Хоть я теперь мусульманской веры, сегодня же увидишь свою мамочку! А завтра встретишь свою девушку. У тебя дома есть девушка? Что молчишь? Такой гарный парубок, наверняка есть!