Алексей Макеев - Смертельный архив

Харон промолчал. Закинув ноги на стул (тот самый, обычный, к которому пристегнули Звонарева и Колю), он уставился в немой телевизор.

Звонок нарушил тишину конторки через два часа. Звонарев с Димкой переглянулись.

– Номер не определен! – буркнул капитан.

– Не страшно. Потяни время! – Харон вытащил свой сотовый и выбежал из помещения.

– Слушаю, – Звонарев постарался говорить спокойно.

– Здравствуйте, Александр Михайлович, – голос звучал механически ровно. – Спасибо, что нашли время позвонить.

– У меня был выбор?

– Выбор всегда есть, к концу нашего разговора вы убедитесь.

– С кем говорю?

– Думаете, отвечу? – Кажется, собеседник хмыкнул, но модулятор голоса – это был именно он – не позволил сказать наверняка. – Скажем так, я человек, желающий хорошо прожить остаток дней. В чем вы, товарищ капитан, сильно мешаете.

– Чем же? – он пытался уловить хоть тень интонации, но не мог даже сказать, с мужчиной говорит или женщиной.

– Ищете то, что никто, кроме вас, не ищет; срываете организованные мероприятия… с лихвой хватает, чтобы умереть в наше время. А ведь есть риск, что вы таки найдете меня… Я слишком много сделала, чтобы всего лишиться из-за одного человека!

«Она! Баба!»

– Вы же не просто поболтать решили? Для чего этот разговор? – Звонарев перешел на деловой тон.

– Конечно, не просто, – она помолчала. – Вы, наверное, поняли, что я знаю про вас все. Где живет мама, где бывшая жена… и, представьте, знаю маленький секрет – о том, кто прострелил голову бандиту… Мухину, кажется?

Капитан похолодел: об этом знали двое – Ермолаев и он.

– Да, Виталий был чересчур благородным… – она надолго замолчала, – не захотел губить молодому, преданному делу офицеру жизнь. Предпочел уйти – без пенсии, без почестей, чтобы ты мог работать! – модулятор не скрыл прорвавшейся злобы. – Впрочем, дело прошлое; у нас другие проблемы, так?

– Чего ты хочешь?

– Предложить сделку. Ты напишешь записку, где возьмешь на себя вину за перестрелку в деревне, за убийство Луганского и за убийство того парнишки в квартире. Еще напишешь, что нашел архив и уничтожил, так как чувствовал вину перед Ермолаевым, – опишешь подробно, что произошло в той квартире. Все это тщательным образом оформишь, выйдешь на людное место и выстрелишь себе в голову.

Звонарев расхохотался:

– Идиотка! Я найду тебя – и выстрелю тебе в голову! – Тут же одернул себя: злить неизвестного пока врага не стоило, но нервы звенели; сердце бухало, готовое вот-вот разорвать грудь от бессилия и злобы.

– Возможно, – больше всего капитана выводил из себя безжизненный, механический голос, – но тогда я велю убить твою мать, жену, коллегу Юркова, однажды спасшего тебе жизнь, и его жену с дочерью тоже – за компанию. После того, как я закончу, ты сам не захочешь жить – но будет поздно: схоронишь всех, кто был дорог.

Капитан чувствовал, как по вискам бегут, собираясь в ручейки, капли холодного пота. Она знает все – и теперь использует: даже если попросить Настю спрятать тех, кого баба перечислила… да и не будет Юрков прятаться…

– Задумался?

– Мразь!

– Ругаться тебе осталось… обидно, правда? Даю три дня, все сделаешь – не трону остальных. Прощай.

Пиликнув, телефон отключился. Звонарев, почти теряя сознание от ярости, упал на диван.

– Едем! – Харон влетел в комнату, схватил сумку. – Театр драмы!

Капитан взвился на ноги. К «Мерседесу» бежали бойцы – через десять секунд автомобиль с воем сорвался с места.

Димка летел по дороге, сосредоточенно крутя руль, – машина проходила в каких-то миллиметрах от аварии, игнорируя светофоры и знаки. Звонарев, сжав до боли кулаки, все равно мысленно торопил: «Ну же! Ну!» Бойцы щелкнули затворами автоматов – «Мерседес» подъезжал к величественному театру, украшенному каменными лицами, улыбающимися и плачущими в свете луны.

– Твою мать! – пробормотал Харон, с визгом останавливаясь возле главных ступеней: почти одновременно с другой стороны подлетел джип «БМВ», из которого выскочили пятеро вооруженных парней.

Из дверей театра валила толпа людей – в основном женщин среднего возраста… Казалось, им не будет конца – они шли, смеялись, разговаривали… и безнадежно расходились в стороны, как ручейки от бурной реки. Нарядно одетые, в целом они походили друг на друга, как сестры, – цветная блузка, темная юбка, часто легкий шарфик на плечах, много косметики и бижутерии.

– Что такое? – заорал капитан. – Откуда? Время полдвенадцатого!

– Вон, – Харон ткнул пальцем в афишу, – читай, – в его голосе пропал всякий энтузиазм.

Звонарев уставился на плакат, освещенный фарами: «Один день в городе! Истинный ценитель женской души – Стас Бондарев! До полуночи на сцене!»

Капитан вспомнил, певец нравится матери – поет какие-то красивые и лживые слова о любви…

– Она нас перехитрила, – Димка стучал ладонью по коробке передач.

– Позвони, узнай, тут ли она! – потребовал Звонарев и открыл дверцу.

Он шел навстречу толпе, заглядывая в каждое лицо и морщась от едкой смеси запахов – духов, пота, табака, жвачки… некоторые узнавали – шарахались в стороны, как от чумного, другие удивленно смотрели на мужика с горящими глазами, хватающего за руки каждую женщину…

«Где же ты, мразь? Кто ты?» – он чувствовал: стоит ее увидеть, хотя бы мельком, – узнает. Мысль была иррациональной, нелепой, но капитаном двигал не разум – слепая, пульсирующая с каждым ударом сердца пелена застила глаза, в алом тумане проступали лица: одно, другое…

– Саня, – Звонарев почувствовал, как его взяли под руку. – Поехали! – Харон тащил его к машине.

– Позвонил?

– Да. Нашли телефон – в мусорке. Шевели ногами! – рявкнул Димка, хорошенько его тряхнув. – Нет ее, ушла! Люди на тебя косятся, вон, «трубки» подоставали!

Капитан и так знал… чувствовал. Опять ушла: теперь нужно сделать выбор – да, впрочем, какой выбор? Есть лишь один вариант…

«Мерседес», рыкнув, сорвался с места; притихшие бойцы отсоединяли рожки от автоматов, щелкали затворами, выбивая обратно ненужный патрон.

Звонарев улыбался, глядя на проносящиеся за окном фонари, – карты легли на стол: две семерки капитана против фул-хауса врага. Фишек больше нет.

Настя вошла – и остановилась на пороге комнаты, привыкая к темноте. В окно лилась белая лунная дорога, даря предметам мистические очертания; длинные кривые тени деревьями тянулись в разные стороны. Звонарев уставился в одну точку; не разулся, и белые кроссовки двумя пятнами горели в густом сумраке.

– Саш… – девушка осторожно села рядом; положила руку на его сцепленные замком ладони, почувствовав, как они напряжены и холодны.

– Она победила, – Настя вздрогнула: голос капитана донесся будто из ямы. – Разом убила зайцев – спишет покойников, уберет противника…