Неле Нойхаус - Друзья до смерти

— Да, так и есть. — Лукас откинулся назад и внимательно рассматривал Пию. — Именно поэтому она так популярна. Мои друзья все еще играют.

Пия сложила в голове кусочек пазла.

— Дин Корсо и Борис Балкан?

— Точно. — Лукас весело улыбнулся. — Парни недавно в Бурге до смерти перепугались, когда вы упомянули их имена.

Вдруг что-то щелкнуло, и снова вылетели пробки. Пия встала и заметила, что выпила многовато. С трудом, ощупью она пробралась к шкафчику с предохранителями и хихикнула, споткнувшись о собственные туфли. Электричество наладить не удалось — через три секунды предохранители опять вылетели.

— Беда! — Пия вернулась назад. — Где-то у меня были свечи.

Лукас посветил зажигалкой. Пия выдвинула все ящики и нашла в одном упаковку плоских свечек, зажгла пару и поставила на стол.

— Уютно! — заключил Лукас и улыбнулся. У него был такой вид, что сразу вспомнились все попытки совращения.

— Думаю, лучше я отвезу тебя домой, — пробормотала Пия.

— После четырех «Кровавых Мэри» я не позволю вам сесть за руль, — возразил Лукас. — Ни в коем случае.

— Да, — согласилась Пия. — Я пьяна.

Все же она была рада, что он сейчас в ее доме. В его присутствии вылетевшие предохранители не представляли никакой угрозы.

— Я достану постельное белье, — сказала Пия. — Ты можешь спать на диване.

Кладбище Келькхайма знавало многолюдные похороны, но погребение Ганса Ульриха Паули их превзошло. Не хватило мест на огромной парковке, машины в эту жаркую пятницу стояли до самого виадука на Шмибахталь. На небе не было ни облачка, в сияющей синеве можно было утонуть. Боденштайн и Пия стояли в стороне и наблюдали поток прибывших отдать последний долг. За деревом неподалеку от могилы, куда опустили гроб Паули, ждал полицейский фотограф с камерой и телеобъективом, потому что Пия и Оливер надеялись, что убийца Паули придет на похороны. Штефан Зибенлист не подлежал аресту, его жена подключила к делу адвоката. Матиас Шварц снова обрел свободу перемещения, потому что на первом же слушании безнадежно запутался в показаниях. Полицейский, на которого он наехал, отделался переломом руки, сотрясением мозга и множественными ушибами, поэтому Шварцу инкриминировалось только нанесение тяжелых телесных повреждений, а это не причина заключать его в камеру.

Сразу за гробом шла Эстер Шмит с застывшим на лице подобающим выражением; сухие глаза без слез под темными очками. За нею шел весь коллектив колледжа и молодежь — постоянные посетители «Грюнцойга». Некоторые всхлипывали и держались за руки. Пия увидела Лукаса; на его здоровой руке, словно пьяная, повисла Свения Зиверс.

— Смотри-ка, красавчик Лукас быстро прибрал к рукам подружку своего погибшего друга, — заметил Боденштайн, в тоне его сквозила циничная ирония.

— Думаю, скорее они ищут утешения друг у друга, — попыталась защитить парня Пия, не понимая, с чего это ее шеф так ополчился на него.

— Скажите лучше, что и вы попали под очарование его юношеской красоты. — Боденштайн насмешливо взглянул на Пию. — Он не вскружил вам голову своими зелеными глазами?

— Чушь, — возразила она решительно.

В ее кармане опять завибрировал мобильный. Пия не отвечала. Наверное, снова Хеннинг, в тридцатый или сороковой раз.

— Не доверяю я этому парню, — гнул свое вполголоса Боденштайн. И каждое его слово неприятно отзывалось у Пии в голове. — Он такой безупречно милый, прямо актер. Напоминает мне пустой экран, на который каждый может проецировать то, что хочет видеть.

— Это не так, — услышала вдруг Пия собственный голос. — Вы же его совсем не знаете. Он очень несчастлив и одинок.

— Да ну?

— Его лучший друг мертв, наставник тоже. Родители постоянно в разъездах, и у них совсем нет времени на него.

Брови Боденштайна поползли вверх.

— В вас заговорило сострадание? Вот уж никогда бы не подумал!

— Мне рассказал доктор Зандер, — защищалась Пия. — Его тоже заботит судьба мальчика.

— Зандер в своих заботах, на мой взгляд, не переходит обычных границ, — сказал Боденштайн. — Он поддерживает воспитательно-образовательные меры отца Лукаса. По своему выстраданному отцовскому опыту могу сказать, что парни в возрасте Лукаса хотят чего угодно, но не заботы об их судьбе. И, с огромным удовольствием вызывая сострадание к себе, рассказывают, как они трагически разочаровались в этом мире и собственных родителях в частности.

Пия не хотела углубляться в эту тему. Лукас другой. Он ничего перед ней не разыгрывал! Или все же… «Обольститель», — подумала она и тряхнула головой, гоня эту мысль. Слова Боденштайна заронили сомнение, которое начало грызть ее изнутри и заставило вспомнить о разговоре с Лукасом в вечер убийства Йонаса. Почему он ни словом не обмолвился о вечеринке по случаю дня рождения своего друга? Почему он ничего не рассказал ей о споре между Свенией и Йо в субботу в Бурге? Вдруг ей стало не по себе. Она поежилась, подумав, что сказал бы Боденштайн, узнай он, что Лукас провел ночь в ее доме.

Через час все закончилось, и пришедшие на похороны ушли с кладбища. Лишь когда мимо них прошли Эстер Шмит в сопровождении Вольфганга Флетмана и еще пары верных друзей, Боденштайн понял, что они пропустили Свению.

— Не может быть! — Пия покачала головой. — Уж Лукаса я бы точно заметила. Наверное, они все еще у могилы.

Но у могилы полицейские встретили лишь кладбищенских рабочих, которые, несмотря на палящее солнце, работали быстро и уже заполнили землей почти всю яму.

— Я позвоню Лукасу.

Пия достала телефон и набрала его номер. Механический голос сообщил: «Вызываемый абонент в настоящее время находится вне зоны действия сети…» Конечно, он выключил трубку на время погребения.

— Поедем к Свении домой, — предложил Боденштайн. — Они наверняка там. Возможно, красавчик Лукас утешает ее более эффективно.

Пия ничего не ответила на это саркастическое замечание. Ей стало ясно, что у Боденштайна ничего нет против Лукаса. Возможно, симпатия к парню несколько искажает ее восприятие реальности, или же Боденштайн просто не может пережить, что Лукас так отлично выглядит, и работает принцип «в каждом курятнике должен быть только один петух»? И чем больше она над этим размышляла, тем больше склонялась именно к последнему объяснению. Тем не менее заноза сомнения прочно засела где-то в глубине души.

Мобильный телефон Лукаса был отключен, а Свения исчезла. Ни его, ни ее дома не было.

— Где же они оба могут быть? — Боденштайн взглянул на Пию. — Вы ведь хорошо знаете Лукаса.

Пия почувствовала, как краснеет. И лишь когда поняла, что Боденштайн сказал это без задней мысли, просто констатируя факт, то расслабилась.

— Может, он в своей фирме в Мюнстере, — предположила она.