Лилия Лукина - Если нам судьба...

— Артист, мне нужна твоя помощь. Как ты, не очень

занят, сможешь завтра поработать? За соответствующую плату, разумеется.

— Обижаете вы меня, Елена Васильевна. Что деньги? Прах. Единственно для души и морального удовлетворения по мере своих скромных сил способствую торжеству справедливости.

— Владимир, не морочь мне голову. Поможешь?

— Для вас, матушка, все, что угодно.

— Ну, тогда слушай.

И я стала подробно его инструктировать. В некоторых вопросах он, будучи экспертом по бомжам, с которыми ему частенько приходилось сталкиваться, со мной не согласился. Например, мое предложение взять для знакомства две бутылки «Анапы» было подвергнуто нелицеприятной критике, попытки объяснить ему, как следует построить разговор, увяли сами собой под его едким подхихикиванием, а уж предложение взять с собой двадцать рублей, на тот случай, если потребуется добавить, заставили его, видимо, усомниться в моем рассудке.

— Должен вам заметить, глубокоуважаемая Елена Васильевна, что «Анапа», да еще в количестве двух бутылок будет вызывать сомнение в моей принадлежности к славному племени бомжей. «Анапа» — это предмет роскоши, ее пьют только алкоголики, которые могут себе это позволить. Ибо одна бутылка «Анапы» по цене своей превосходит пузырек настойки боярышника производства господина Брынцалова, дай Бог ему здоровья, которая, имея семьдесят градусов и будучи разведена до соответствующей «Анапе» крепости, стоит на 2 рубля 60 копеек дешевле.

Артист задумчиво почесал голову.

— Опять же «Троя» хорошо пошла бы, но, к сожалению, достать практически невозможно — дефицит. «Анапу» можно было бы взять для форсу, если бы я заранее знал, что будет присутствовать дама, а поскольку знать я этого никак не мог, то предлагаю «Степное» в количестве двух бутылок. По нашим временам опять-таки роскошь, но все же на восемьдесят копеек дешевле в расчете на одну бутылку.

Чаров налил себе воды в большую чашку, которая, когда была с ручкой и не треснутая, выглядела очень мило, сделал несколько глотков, в горле, наверное, пересохло, и продолжил:

— Что касается того, чтобы взять с собой двадцать рублей, то это вы, Елена Васильевна, не подумав или от переутомления. Не бережете вы себя, вот что я вам скажу. Ну, где это видано, чтобы у бомжа двадцать рублей было? Он тогда и не бомж уже никакой.

На мое предложение поискать в продаже «Трою», может, она у него в запасе была, отложена до торжественного случая, Артист даже руками замахал:

— Ох, Елена Васильевна, Елена Васильевна, ну сколько раз я вам объяснял психологию деклассированного элемента. Не может у бомжа быть запаса никакого и никогда! Ведь судьба его непредсказуема и переменчива, поэтому нужно выпить сразу, не откладывая на потом — потом-то может и не наступить.

Он прикрыл глаза и печально сказал:

— Вот вы, по молодости своей, этот фильм помнить не можете — «Леди Гамильтон» с Вивьен Ли. Это ведь классика, а не более поздние новоделы. Вы знаете, как он заканчивается? Когда опустившуюся и спившуюся леди Гамильтон в камере полицейского участка другая такая же бродяжка, выслушав историю ее жизни, спрашивает: «А что было после?.. Ну, что было потом?». И леди Гамильтон ей отвечает: «Не было после… Не было потом…».

Чаров немного помолчал, глядя в окно, но взял себя в руки и продолжил:

— А по поводу того, как разговор строить, тут тем более планировать никак нельзя, здесь экспромт уместен. Опять же нужно знание психологии, особенностей души бомжа, ведь она у него тонкая, ранимая; одним словом, да что словом, взглядом можно разрушить с таким трудом установившееся доверие. Нет, здесь планировать невозможно, здесь вдохновение требуется, чувство собеседника, чтобы нюансы беседы уловить, когда спросить можно, а когда промолчать сочувственно.

И закончил совершенно прозаически:

— Адресочки давайте. Я на проспект Независимости на разведку схожу и потом смету набросаю, во что это мероприятие обойдется. А вы завтра утречком подходите, мы с вами все и обсудим. Извольте выдать аванс.

— А в «Воронью слободку» ты, что же, на разведку не пойдешь? — удивилась я.

— Никак невозможно такое, Елена Васильевна, бомжи — народ наблюдательный. Я там впервые в жизни только завтра появиться смогу. Вдруг меня там сегодня кто-нибудь заприметит и спросит завтра: «А чего это ты здесь вчера ошивался, гость нежданный? Чего высматривал?» Вот конфуз и получится.

Да, в больших количествах Артист труднопереносим, но в грустную минуту общение с ним способно улучшить самое препакостное настроение.

Приехав на следующий день к Чарову, я увидела, что он подошел к предстоящему заданию со всей ответственностью. Володя тщательно продумал и что одеть, и что взять с собой, чтобы соответствовать своему новому положению бомжа, живущего при солидном доме. Одет он был в лучшее из того, что жильцы обслуживаемых им кооперативных домов не хотели больше держать в квартире, чтобы не захламлять ее, но и жалели просто так выбросить и обычно отдавали ему. На нем были довольно приличные костюм и рубашка, а на ногах — совершенно новые кеды, видимо, кто-то разбирал завалы старого барахла в чулане.

В симпатичный полиэтиленовый пакет мы положили две бутылки «Степного», солидный кусок вареной колбасы почти без запаха, едва начатую упаковку нарезки подванивающей красной рыбы, полбатона хлеба, несколько почерневших бананов и пачку из-под «Парламента», полную как сломанными сигаретами дорогих и хороших марок, так и их очень большими окурками.

Уму непостижимо, где Артист сумел найти лежалую колбасу и вонючую рыбу. Ну, а с остальным все просто: хлеб я купила в ближайшем магазине, ужасно удивив продавцов просьбой найти почерствее, подгнившие бананы на базаре тоже не редкость, а несколько пачек разных дорогих сигарет набрала в табачном киоске и старательно поработала над ними: у некоторых отломала фильтры, а некоторые тушила, затянувшись пару раз.

Микрофон я закрепила под правым лацканом пиджака Чарова, сама же я планировала остаться в машине на улице. Прикинув приблизительно расстояние от «Красного уголка» до того места, где я собиралась, устроившись со всем возможным комфортом, смотреть спектакль «Артист в тылу врага», я решила, что прием будет нормальный. Да и Чаров будет у меня в прямой видимости — мало ли как события могут развернуться.

Начало операции мы наметили на 11 часов. Как объяснил Владимир Сергеевич, к этому времени люди обычно просыпаются и томимые жаждой выходят на промысел. А приходить в гости, когда хозяева еще отдыхают, негоже. Имелось в виду, что обитатели «Красного уголка» раньше этого времени никак не соберутся.

Я поехала на машине, а Чаров — на трамвае, сказав, что бомжи — люди наблюдательные, потому как жизнью неоднократно битые, могут заметить, что его, как барина, подвозят, и в лучшем случае прогонят, а то могут и накостылять за милую душу.