Лилия Лукина - Если нам судьба...

Когда я прибыла на место проведения «оперативных мероприятий», аборигены, видимо, только что подошли к своему излюбленному месту отдыха и, сидя на трубе отопления, предавались тоскливым размышлениям: где бы взять что выпить. Минут через десять к ним подошел Артист.

— Здравствуйте, люди добрые, позвольте с вами посидеть, на солнышке погреться. Денек-то сегодня какой радостный. К лету дело идет, скоро совсем тепло станет.

— Садись, места не жалко, — сказал мужик в ветровке, которая была когда-то очень давно синего цвета. — А ты кто такой будешь, откуда пожаловал?

— Я-то? А Володя я. По всему городу говорят, что собираются здесь люди интересные, с которыми поговорить есть о чем: о жизни, о политике. Вот я и пришел с вами познакомиться.

— Ну, давай знакомиться. Я Степан, — вступил в разговор второй мужик, на котором был растянутый до невозможных размеров свитер, снятый не меньше как со слона. — Это Петр, — он ткнул пальцем в синюю куртку. — А это Нюрка, — он показал на женщину в красных с начесом лыжных штанах, о которых лично я знала только по маминым детским фотографиям. — Только настроение у нас с утра не так, чтобы очень, к разговорам не располагает.

— Ну, кто же в гости с пустыми руками ходит? — понятливо засуетился Чаров и стал доставать из своего пакета приготовленное нами угощение.

Троица застыла в немом изумлении. К таким деликатесам здесь не привыкли, и они не могли не вызвать вопросов.

— Это откуда у тебя? — первым очнулся Степан.

Видимо, Артист не только продумал, но и хорошо отрепетировал свою роль, потому что никаких затруднений этот вопрос у него не вызвал.

— А из дома. Ну, то есть не того дома, который дом, а из того, при котором я живу. Нас там трое обитает, то есть не в самом доме, а в подвале неподалеку, а кормимся мы при доме. Вы бы, Аннушка, — обратился он к женщине, — на стол накрыли, посуду поставили, мы бы за знакомство выпили, закусили и беседу продолжили.

Женщина, которую даже в детстве, наверное, никто не называл Аннушкой, растерянно посмотрела на мужиков.

— Чего уставилась? — сказал Петр и принес стоявший около трансформаторной будки ящик. — Стаканы достань, видишь, гость дорогой пришел, в кои веки к нам такие люди заглядывают, — и вытащил из кармана штанов кухонный ножик без ручки, но с наколотой на острие пробкой.

Нюрка достала из-под трубы пластиковые одноразовые стаканы и поставила их на импровизированный стол. Петр сноровисто нарезал хлеб и колбасу, разрезал до конца пластик на упаковке с рыбой, открыл бутылку и налил понемногу в стаканы.

— Ну, за знакомство, — сказал Степан.

Все чокнулись, выпили, закусили, закурили, Чаров, к моему изумлению, тоже, и потекла неторопливая беседа — солировал Артист:

— Вы, люди хорошие, на проспекте Независимости дом-то новый знаете, за заборчиком который? Ну вот при том доме мы и состоим, я, то есть, и Мишка с Саньком. Уж с каким трудом мы это место себе отбили, описать невозможно! Дрались насмерть! Мишке так глаз подбили, что он месяц ничего не видел, да и сейчас не все разглядеть может. Саньку два зуба выбили и бровь разбили, а меня самого до того жестоко ногами отходили, что неделю лежал, встать не мог. Но оно того стоит, не бедствуем.

Володя заливался соловьем:

— Во дворе три бака мусорных стоят, так они между нами распределенные, у каждого свой, и границ мы не нарушаем, дружно живем. Кому что в бак попало, тот и владеет. Делимся, конечно, как же без этого, без этого никак нельзя. А мусор жильцы обычно в больших черных пакетах выбрасывают, так что все там чистенькое, и много чего интересного попадается. Уж про бутылки я и не говорю, правда, больше такие, что и сдать-то никуда невозможно, больно заковыристые. Вещи почти новые опять же попадаются. А главное, сыты. Вы угощайтесь, угощайтесь.

Чаров пододвинул хозяевам рыбу и колбасу.

— Из жильцов кому что не по вкусу пришлось, так они выкидывают, а нам все сгодится. Бывает, колбасу копченую по полбатона выбрасывают, засохла, мол, консервы всякие, у которых срок годности вышел. Это Мишка, он у нас образованный, на банке разглядел и нам объяснил. А по летнему времени, как арбузы с дынями пойдут, совсем хорошо. Они купили, а он незрелый или там несладкий, так они в ведро, а получается — нам на стол. Вы, Аннушка, вот эту сигаретку попробуйте, тоненькую, самые дамские сигаретки, с ментолом.

Артист выудил из пачки, видимо, «Вог», потому что других тонких там не было.

— У нас в доме девушка одна живет, первой красавицей города ее в прошлом году признали, так она только такие и курит. На мой взгляд, баловство одно, вкус в них, конечно, есть, но крепости никакой, да и цена у них бешеная — две такие бутылки купить можно. А ей-то что, не свои деньги тратит, любовник у нее — сам Матвеев Павел Андреевич. В его-то квартире она и живет, убираться к ней прислуга ходит, а возит машина с водителем. Павел Андреевич — мужчина солидный, серьезный, никогда не улыбнется, а она-то вокруг него, как бабочка какая, порхает. А как они вечером куда-нибудь идут, так мы стоим, любуемся: она вся такая тоненькая, светящаяся, в платьице длинном, да и он мужчина видный.

Интересно, фантазирует Чаров или вчера, когда на разведку ходил, действительно сумел все это узнать.

— Он к ней раза два в неделю приезжает, видимо, как дела позволяют. А уж когда его водитель пакеты с коробками несет, тут уж не зевай, значит, он с ночевкой приедет. Мы в таких случаях прямо спозаранок караулить принимаемся, каждый у своего бака стоим. Потому что человек он аккуратный, как утром к машине выходит, обязательно пакет с мусором сам выбрасывает. Мужчина с пониманием, видно, догадался, что баки-то у нас поделенные, так он никогда два раза подряд в один и тот же не бросает, только по очереди, чтобы всем поровну и никого не обидеть.

В голосе Артиста послышались мечтательные нотки.

— А один раз, представляете, почти что непочатую литровую бутылку какой-то непонятной ненашенской водки рядом с баками поставил и сказал: «На всех». Вот уж праздник у нас был! Водка, конечно, крепкая, но уж больно вкус у нее странный и духами пахнет, однако голова с нее совсем не болела. А охранник при доме, мужчина строгий, но тоже с пониманием, сказал, что это, мол, китайская, и крепость у нее шестьдесят градусов. Так вот и живем, только скучно бывает, мы друг про друга уже все знаем, вот я и хожу, с людьми знакомлюсь…

Повисла просто физически ощутимая тишина. Наконец, заговорил Степан:

— Петька, плесни-ка нам понемногу. Давайте выпьем за Пашкино здоровье, хоть он и знать нас не хочет и дорогу сюда забыл, а мы на него зла не держим, мы им, можно сказать, гордимся, что он таким человеком стал.

Петр послушно налил, все выпили и закусили. Тут Чаров (ах, какой же артист в нем пропал!) очень растерянно спросил: