Алекс Норк - Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали

Вырвалось даже не из сознания, а из какого-то более глубокого слоя.

Оба мои визави поставили поднятые уже рюмки и уставились.

— А? — спросил дядя Казанцева.

— Определенно здесь ключ... Ну-ка, махнем, друзья, под икорку!

Какое-то время мы наслаждались этим ключом под выпивку и закуску.

Скоро я почувствовал — мне хватит.

Но старшие товарищи продолжили еще и под утку.

— М-м, друзья мои, — вдруг громко сказал слегка разомлевший дядя, — да я знаю, в какой замок этот ключик вставить.

Мы стали слушать, Казанцев только попросил говорить всех по тише.

И в разговоре, собою сам, сложился план завтрашних действий, причем в двух его вариантах. Один капкан был «лисий», другой, нам казалось, «медвежий».

Возвращался я домой с головой веселой, но не очень ясной, потому что за успех операции выпили еще две бутылки «Клико».

Дома ожидало меня письмо от папеньки.

Грустное.

Сладить с кавказцами удавалось с трудом. Не исчезали мюриды, смерть для которых была прямым попаданием в рай. Папенька сдержанно, но давал понять, что корпусу его на западном направлении приходится нелегко. «Но матери пиши, что письма от меня получаешь легкие и успешные».

Странно жила Россия: у кого война, у кого забота о новой шляпке.

В резерве у Императора Александра II были войска, включение которых в кавказские действия могло быстро закончить в нашу пользу войну. Но он этого не делал. Он многого не делал, по причинам — не ясным ему самому.

Кавказская война началась еще в 1817 году, хотя иногда ошибочно указывается год 1816-й, а закончилась в 1864 году, и не со сдачей в плен Шамиля, произошедшей в 1859-ом, она еще четыре года имела свои продолжения. Многое пошло бы иначе, попросту — гораздо быстрее, если бы и ныне живущий еще генерал Алексей Петрович Ермолов оставался, как в первые десять лет войны, у командования.

Среди плеяды военачальников «того» времени Ермолов признавался всё-таки всеми фигурой номер один. Да, был тот же Строганов, Киселев, Воронцов — единственный, кто выдержал и отбил атаку частей французов, которыми командовал лично Наполеон («Кто такой?!» — возмущенный, потребовал он узнать), позже Воронцов — блестящий Новороссийский генерал-губернатор, на которого Пушкин в Одессе написал мерзкий по смыслу и форме пасквиль. Были и другие герои полководческой категории, но перед Ермоловым все склоняли головы, тем более что ласковое обаяние этого человека очень к тому располагало.

Ермолов, за плечами которого был опыт всех почти наполеоновских войн, действовал стремительно, исключительно профессионально, и по законам врага. Да, будучи мирным в жизни и благосклонным к добровольно сдающимся в плен, он был безжалостен в бою и в карательных операциях: воздастся каждому по мере его — «нам не нужны ваши горы, но вы же равнинным поселянам жить не даете». Верил ли Ермолов в усмирение Северо-Кавказских народов, в их какое-то в будущем огосударствление? Папенька утверждал, что — категорически нет. Да даже у таких сравнительных либералов, как декабристы, было записано в «Русской правде»: народы эти необходимо рассеять мелкими партиями по всей России, то есть довести до искусственной ассимиляции; другого способа сладить с ними не существует. Ермолова не любил Николай I, его брат Константин: «Очень остер и весьма часто до дерзости»; его не любил Аракчеев. А характерным примером дерзостного юмора Ермолова была его фраза, сказанная еще в 1813 году Александру I. Битва при Кульме против отступающего Наполеона, решенная в нашу пользу блестящим руководством войсками Ермоловым: «Какую награду вы себе хотите?» — спросил Александр — «Произведите меня в немцы, Государь». Все знали предпочтительные склонности Императора и Его Двора к иностранцам, а в самом Александре было 7/8 немецкой крови.

Сошло.

Ермолов!

И вот этого уникального специалиста, популярного в армии до такой степени, что солдаты пошли бы за ним на штурм где и чего угодно, вот его и убирают в 1827 году в отставку, заменяя Иваном Паскевичем — близким Николаю человеком. Паскевич не был плохим военным, он был — каких много. Стратегия Ермолова тотального наступления с вырубкой лесов, прокладкой лесных магистралей, с созданием за собой укрепленных пунктов, где оставшаяся — не ушедшая выше в горы — часть населения не смела на русского солдата и глаз поднять, всё это было Паскевичу не под силу. Ермолов брал у якобы примирившихся племен и кланов заложников, и при Ермолове они почти не предавали. Зато потом началось — всё время где-то вспыхивал пожар за спиной.

Зимой Ермолов перебирался жить из именья в Москву, в скромный дом рядом с Пречистенским бульваром, и скучно от посетителей ему не бывало, тем более, из ссылок по амнистии возвращались его друзья-декабристы. Сам он декабристом не был, заговор их называл глупостью, но дружбу ему всё равно «посчитали».

Мне с ним лично познакомиться не посчастливилось... да всё это, впрочем, от навеянного папенькиным письмом.

Собранные, подтянутые — на Казанцеве теперь генеральский мундир — мы едем в уже известный нам дом с садом позади.

— А знаете, как она могла это проделать? — делится по дороге Казанцев. — Мы, кстати, на месте проведем следственную проверку.

— ??

— Очень просто. Кабинет находится в ротонде. Там два крайних окна напротив друг друга. Она убедила генерала, что завещание надо составить, учесть при этом небольшие потребности верной прислуги...

— Таким способом у нее появляется начало завещания!

— Сережа, правильно, но вы все-таки не кричите. Далее бумажки от ветряной тяги разлетаются, ну подробные технические детали я описывать не берусь.

— Почти наверняка так и было, Митя. У тебя все филеры наготове?

— Обеспечено полностью.

Мы уже подъезжаем.

Пристав предупредил нашу даму дожидаться визита и караулит у крыльца.

А особа непростая, я чувствую волненье и чувствую, что даже неспокоен мой видевший анаконд разных дядя.

Нас встречают очень спокойно — полуулыбкой и приглашеньем садиться.

Казанцев морщится, трогая тугой воротник мундира, и проходит мимо стола с дамой к дальнему окну.

— Душновато сегодня. Я позволю себе открыть?

Он делает это до того, как ему говорят «да» и не спеша возвращается, поглядывая в окна.

— А сад хорош!

— Могу вам предложить перейти отсюда в беседку.

— О, не беспокойтесь, мадам. Мы ненадолго, и с маленьким к вам предложением.

— К вашим услугам, генерал.

— Вы не хотели бы отозвать свое заявление и аннулировать обрывок того странного завещания.

— Вы шутите, генерал?

— Ни в коем случае, мадам.

Казанцев достиг противоположного окна и резко распахнул створки.

У меня по лицу сразу пробежал ветер, а на столе у дамы возник бумажный вихрь, какие-то листки полетели к окну и один там исчез.