Владимир Флоренцев - Незримый поединок

И вот сейчас он стоял и глядел сквозь щель в двери на своего сына. Глухарь видел, как он повернулся на другой бок и опять пробормотал что-то. И тут непонятная продольная боль охватила левую сторону груди, ударила в живот и смолкла. «Что такое?» — Глухарь никак не мог совладать с волнением. Он шагнул к двери, Елена заслонила ему дорогу. И тогда боль опять появилась в груди, будто кто-то зажал пальцем какой-то клапан и не отпускал.

— Пусти, слышишь! — с трудом проговорил он. — Пусти.

— Нет, — тихо сказала она и побледнела еще больше. — Уходи.

Он замахнулся на нее обеими руками, она отшатнулась. Глухарь резко толкнул дверь, подошел к кровати.

— Как зову-ут? — спросил Глухарь, и голос его дрогнул.

— Уходи! — вместо ответа крикнула Елена.

Она кинулась к нему, хотела оттащить от кровати, но он поймал ее за руки, медленно, спокойно сжал их и заговорил. Сначала неуверенно, отрывисто, потом тверже и уверенней.

Олежка часто ворочался во сне, а Глухарь говорил о том, как они заживут. У него скоро будет много денег. Правда, жить здесь не придется, но зато он знает такие места, где вовек их никто не сыщет. Да и были б денежки… Верно ведь? И паспорт у него новый будет. Вот тогда они заживут…

Глухарь прислушивался — ветер скребется ветками в окно или это кто-то стоит и подслушивает? Нет, тихо. И тогда он снова начал вслух мечтать о том, как они заживут. А женщина ничего не говорила — она глядела куда-то мимо Глухаря, но взгляд ее все же нет-нет да застывал на его одежде — легком светлом костюме, синей дымчатой рубашке и на новеньких без пылинки чешских туфлях с узкими носочками, которые всегда носят на размер больше…

Да, одеваться Глухарь всегда был мастак. Она заметила это в тот самый вечер, когда познакомилась с ним на танцах. Это было через месяц после того, как умерла воспитательница Хлебушкина. Елена потеряла родителей в войну, во время бомбежки, и старая женщина, воспитательница детского дома Хлебушкина, заменила ей мать. Смерть воспитательницы Елена переживала очень тяжело — именно тогда в глазах ее появилось что-то такое, что поражало людей. В минуты веселья ли, в минуты печали — все равно — глаза были такие, какие бывают у человека, который только что вернулся с вокзала, проводив в далекий путь близкого человека.

Такие глаза были у нее и на танцах, куда затащили ее подружки по общежитию. В тот вечер она и познакомилась с Глухарем. Только не был он тогда для нее никаким Глухарем, звали его Семен. Семен Иванович Ведерников. На нем были вот такие же чешские ботинки с узкими носами. Был он загорелый, кудрявый, лихо танцевал и отлично играл на гитаре. Танцплощадка его уважала. «Сема пришел», — шептались парни и девушки, когда он появлялся у входа.

Елена жила далеко, и в тот вечер он пошел ее провожать. Он взял ее под руку, она не противилась. Впервые парень вел ее под руку, и она шла, затаив дыхание. Ей хотелось, чтобы кто-нибудь из подруг увидел, как ее провожает домой такой красивый парень, любимец танцплощадки. Они шли пешком. Луны не было совсем. Они шли мимо хилых глинобитных домиков с плоскими крышами, лабиринтами узеньких переулков; мимо полуразрушенного древнего замка, который был давным-давно воздвигнут на ближних подступах к старому городу со стороны степи; мимо утихшей шашлычной; мимо мечети, сооруженной из мятой глины, необожженного кирпича и фигурных терракотовых плиток. Внезапно они вышли на широкую, ярко освещенную улицу. Слева, обозначенный красными огнями, высился скелет телевизионной вышки, они прошли вдоль стеклянного книжного пассажа, свернули в переулок, где было, однако, светло. Здесь находилось общежитие. Он проводил ее до общежития, и они договорились, что встретятся завтра.

Они встретились. Потом еще и еще раз. Елене, было восемнадцать лет, она считалась лучшей ученицей вечерней школы, была симпатична, даже красива. Многие парни пытались ухаживать за ней, но она ни с кем не встречалась. И вот Семен неожиданно ворвался в ее жизнь. Через месяц он подарил ей кольцо. «Обручальное», — сказал он.

А через две недели после свадьбы Семен внезапно уехал в командировку. В школе был выпускной вечер, она одела белое платье и ожерелье, которое он ей подарил в день свадьбы. Ночью для выпускников было устроено гуляние на центральной площади. Зарю они встречали на улице. Рано утром вернулась Елена домой, уставшая и проголодавшаяся, налила стакан молока и отломила кусок хлеба. Поесть, а потом спать, спать…

В калитку постучали. «Семен! Вернулся из командировки», — радостно бросилась она к порогу.

В дверях стоял незнакомый мужчина. Он взглянул на Елену, на ее голые плечи, сверкающее ожерелье. Легкий румянец залил его лицо.

Он протянул удостоверение:

— Моя фамилия Дубровин.

«Уголовный розыск», — прочитала Елена.

— Вы к нам? — спросила она удивленно.

— Ведерников Семен Иванович здесь живет?

— Это мой муж. Проходите.

— Когда это Глухарь жениться успел? — сказал второй, тот, что вошел следом.

— Глухарь? — Елена запнулась. — Какой Глухарь?

— Нет, это я так… — смутился мужчина.

Они прошли во двор. Дубровин внимательно разглядывал Елену. Ее спокойно-задумчивое, доверчивое лицо, слегка побледневшее. Он знал: такие лица бывают у девушек, которые полюбили впервые в жизни и готовы ради этого счастья на любую жертву. Легкий ветерок растрепал волосы, и на лице — на синих удивленных глазах, на маленьких влажных губах, на жемчужном ожерелье, обнимающем шею, испуганно колыхались легкие тени.

— Где ваш муж? — спросил Дубровин.

— В командировке.

«Что верно, то верно», — подумал он, потому что после ограбления ювелирторга Глухарь отправился на гастроли. Не мог же Дубровин ей объяснить, что Глухарь из «командировки» не вернулся. Он арестован, сидит в КПЗ.

— Кем он работал?

— Он… за городом где-то работал. Далеко… У них передвижной характер работ, — Елена вспомнила слова Семена, которые он не раз повторял. — Им за это тридцать процентов надбавки платят.

— Что еще вам известно? Что говорил он последнее время?

— Он говорил, что перетягивал мотор автомашины ГАЗ-АА. Вы знаете такую машину?

«ГАЗ-АА, — подумал Дубровин, — было такое. Это, когда они угнали «Победу», а потом сняли с нее все ценные детали и продали. Боже мой, что мне делать с этим наивным существом? Повезу-ка я ее в ГУМ, к Александру Ильичу Мартынову. Пусть старик потолкует с ней, он подход имеет, а то не дай бог… Кто его знает, что случится, если она в самом деле не знает правду. Ожерелье-то у нее на шее краденое — из ювелирторга…»

Но, к несчастью, начальника угрозыска Мартынова на месте не оказалось, а в приемной Дубровин столкнулся с Игорем Самохиным, который был любителем цифровой шумихи, в каждом незнакомом человеке видел потенциального преступника, а что касается самих преступников, то он считал, что «горбатого могила исправит».