Феликс Меркулов - Он не хотел предавать

Завальнюк с секретарем приехали к финалу огненной феерии, потому что Стас мечтал затянуть шефа на аукцион, а сразу угробить такую массу времени — сначала шоу, потом еще и аукцион — Егор Ильич не мог. Стас долго колебался, на чем остановиться, но выбрал все же аукцион, и правильно сделал, потому что киберпанк-шоу Егора Ильича абсолютно не взволновало. Он брезгливо обошел стороной плотную толпу фанатов и двинул в сторону более понятных работ, выставленных в сторонке на планшетах. Для Егора Ильича слово «художник» упорно ассоциировалось с холстом в раме.

На планшетах было выставлено родное, до боли знакомое: Тима Арамов в свободное от заказов время, когда не работал над интерьером какого-нибудь элитного ночника, баловался кистью и красками. Это у него здорово получалось, не зря человек протирал штаны в Строгановке и Парижской национальной школе искусств. Свое творчество Тимофей скромно называл «безотходным производством»: всегда имел возможность любую, самую отмороженную работу удачно вписать в им же самим придуманный интерьер, так что заказчик только изумлялся и ахал, хоть первоначально плевался.

Стасик подпрыгнул пару раз, пытаясь рассмотреть, что происходит за спинами зрителей. Увидел самого Тимофея, самозабвенно рубившегося бошевской пилой с железным монстром, и понял, что шоу близится к концу. И пошел взглянуть на картины до начала аукциона.

Любовь появилась в галерее в белом платье от Армани. На фоне Тиминых металлических бестий она выглядела ласточкой, случайно запорхнувшей в самолетный ангар. Кибер-шоу ее абсолютно не интересовало. Она лениво прогуливалась по залу с бокалом шампанского, ожидая начала аукциона. Зал постепенно наполнялся ценителями.

Завальнюк медленно прошел мимо ряда планшетов, не задерживаясь на них взглядом, и остановился напротив Любови. Она стояла к нему спиной. Он видел только пышные рыжеватые волосы над тонкой шеей и беззащитно обнаженную спину с изящным изгибом тонкой талии, обтянутой шелком. Почувствовав на себе его взгляд, Любовь оглянулась, окинула Завальнюка равнодушным взглядом и устремила взор куда-то в сторону, сквозь него, словно он был прозрачной витриной модного бутика. Пригубила шампанское из длинного узкого бокала, кому-то приветливо кивнула, кому-то помахала рукой, и все это глядя сквозь…

Завальнюк медленным шагом проследовал далее, сложив руки за спиной, как каторжанин на прогулке. С ничего не выражающим лицом он обошел зал галереи кругом, вернулся к исходной точке и надолго задержался перед картиной Арамова «У беды глаза зеленые…».

Завальнюк созерцал картину минуты три, раскачиваясь на носках. Затем перевел взгляд на Любовь и некоторое время созерцал ее спину. Стас знал, что она чувствовала на себе этот взгляд и наверняка думала: «Ни за что не обернусь!»

Неопределенно усмехнувшись, шеф неожиданно подал голос, проревел, явно обращаясь к жене Арамова (а голос у него был низкий, басовый — точно медведь!):

— Скажите, как называется эта картина?

Стасик хотел было встрять со словами, что название крупным шрифтом фигурирует на этикетке рядом с рамкой, но Завальнюк, не оборачиваясь, двинул его так, что надолго отбил охоту общаться.

Любовь неспешно обернулась, посмотрела на Егора Ильича внимательным, все подмечающим взглядом прищуренных зеленых глаз, в которых прыгали веселые бесенята, и особенным воркующим голосом (таким красивые женщины умеют разговаривать с интересным мужчиной) ответила:

— Она называется «У беды глаза зеленые…».

Завальнюк кивнул, не придумал, что еще спросить, некоторое время постоял, тупо рассматривая картину, и неторопливо двинулся дальше.

— Она вам нравится? — остановила его Любовь.

Шеф запнулся на полушаге, повернулся к жене Арамова и ответил:

— Не могу сказать… Я не разбираюсь.

Любовь молчала, явно ожидая продолжения, и Стасик с отчаянием увидел, что шеф катастрофически не умеет разговаривать с женщинами. Просто англичанин какой-то! Помолчав некоторое время и так и не придумав, что сказать, Егор Ильич снова хотел идти, но стоило ему сделать одно движение, как Любовь тут же снова остановила его:

— Зачем же вы приехали сюда? Скучать?

Стас невольно восхитился ее искусством. Так кошка играет с мышкой: то придержит бархатной лапкой, то отпустит, но стоит мышке сорваться с места и побежать, как снова бархатная лапка подгребает ее к себе, и, уж поверьте, не упустит!

— Нет, мне не скучно, я люблю узнавать что-то новое, — нашелся наконец Егор Ильич, но не успел договорить.

К Любови подвалила парочка западных дипломатов: похожие на однояйцевых близнецов герр и фрау с одинаковыми короткими седыми стрижками, в одинаковых черных брюках и лакированных штиблетах, только у фрау пиджачок в клеточку поярче и покрупнее, а у герра — потусклее и помельче. Они заговорили с Любовью по-французски, и Завальнюк, почувствовав себя лишним, снова сделал движение в сторону. Но Любовь жестом остановила его, представляя швейцарской паре, да так запросто, словно сто лет была с ним знакома:

— Господин Егор Завальнюк, генеральный директор холдинга «Утра»… Господин консул Френтцен с супругой.

Скудных познаний Стаса в языке Дюма и Бальзака не хватило, чтобы понять, о чем они там щебечут. Завальнюк немного пообщался с консулом по-немецки. Вечер, как говорили классики, переставал быть томным.

На Стаса налетел запаренный Тимофей, дрожа мелкой дрожью. Заорал в ухо (за грохотом музыкальных спецэффектов в зале ничего не было слышно):

— Привет! Слышал? Сам Завальнюк приехал!

Нашел кому сообщить. Стас скромно ответил, что в курсе.

— Видел? Где он?

Стас кивком указал траекторию полета: вон треплется с твоей женой.

Тимофей крикнул «Ага!», подлетел к буфету, выпил стакан коньяка и исчез за дверью мужского туалета. Ему требовалась подзарядка. Выглядел художник свежо, как майская роза, с первого взгляда не скажешь, что он всю ночь гасил водку в «Стреле». Поклонники Арамова давно подозревали, что с водки Тима постепенно съезжает на кокаин. Продолжительное житье в Роттердаме человека его склада до добра не доводит.

Киберпанк-шоу благополучно завершилось. Зажегся верхний свет, утих грохот, публика очнулась и, придя в себя, расползлась по залам. Организаторы объявили пятнадцатиминутный перерыв, после которого начнется аукцион.

Краем уха Стас услышал вопрос фрау консульши, обращенный к Любови: «Il est impossible, это невозможно, но я увидела первый советский спутник на шоу вашего мужа, где он отыскивает эти невероятные вещи?»

— О, очень просто, — глядя на Завальнюка, словно ответ предназначался ему, ответила Любовь. — На конверсионных свалках.

Европейцы пришли в восторг и спросили: