Феликс Меркулов - Он не хотел предавать

— И ты знаешь, как зовут того интерполовца из Музея д'Орсе?

— Это сотрудник Российского Интерпола лейтенант Юрий Малышев, сын бывшего министра СССР.

— В Интерполе Малышев курирует культурные ценности?

— Все может быть, — уклончиво согласился Яцек.

— Я могу воспользоваться твоей информацией? — дрогнувшим голосом спросил «земляк».

Яцек щедро развел руками:

— Бери! Когда-нибудь отблагодаришь.

Через три часа, после того, как свежий тираж «Ле Монд» разошелся по газетным киоскам, в редакции газеты раздался звонок. Звонила женщина. Она спросила, где состоится торжественная церемония передачи картины Огюста Шабо, на которой будет присутствовать офицер Российского Интерпола?

— Одну минуту, — равнодушно ответила сотрудница полиции, исполняющая роль секретаря редакции. — Я соединюсь с отделом информации.

В трубке заиграла мелодия из «Шербурских зонтиков».

Полиция пыталась засечь, откуда поступил звонок. Звонили с мобильного телефона. Через двадцать секунд женщина отключилась и через минуту позвонила снова.

— Добрый день, редакция «Ле Монд», — равнодушно ответила «секретарша».

— Я просила вас узнать, где будет проходить церемония передачи картины Шабо дирекции Музея д'Орсе.

— В мэрии.

— На этой церемонии будет присутствовать представитель российского Интерпола Юрий Малышев?

— Одну минуту, я смотрю в список.

— Скорее! Вы хоть что-нибудь знаете наверняка?

«Секретарша» скосила глаза на шефа полиции, который изо всех сил делал ей знаки: говори, говори, не задерживай, пока она не бросила трубку.

— Как вы сказали? Ма-лы-шев?

— Да, Юрий Малышев. Вам продиктовать по буквам?

— Не нужно. Фамилия Малышев есть в списке приглашенных.

— В каком отеле остановилась русская делегация?

— М-м…

Шеф полиции отчаянно замотал головой.

— Этой информации у нас нет, — ответила «секретарша».

Она не успела договорить, как в трубке послышались гудки.

— Ну все, — пожимая Гольцову руку, взволнованно сказал комиссар. — Теперь нам всем остается только ждать.

…Любовь Кричевская опоздала к началу церемонии и не смогла попасть в актовый зал мэрии. Площадь перед зданием была оцеплена охраной. В ожидании, когда церемония закончится, Любовь сидела на бордюре газона. Внешне она ничем не выделялась из толпы журналистов, оккупировавших газон перед мэрией. Такая же сумка с видеокамерой на плече, на шнурке — пластиковая карточка аккредитации радиостанции «Звездопад». Если не пытаться пройти мимо охраны внутрь здания, издали ее невозможно отличить от настоящих журналистов.

«Ничего, ничего, еще немного — и Юра будет здесь».

Кричевская закурила. Сидевший неподалеку журналист «Газеты Выборчей» подошел и попросил прикурить. Люба протянула ему зажигалку и спросила: не знает ли он, когда закончится церемония? Журналист посмотрел на часы. С минуты на минуту, ответил поляк. Они уже час как заседают. О чем, спрашивается, можно говорить в течение часа? Неужели у мэра нет других важных дел? Ну обменялись рукопожатиями, ну поклялись в дружбе до гроба, сфотографировались с картиной в руках… Выпили по глоточку шампанского… И пора бы им разойтись.

Любовь кивнула и закрылась от назойливого собеседника газетой, на первой странице которой жирно были набраны строки: «Сенсационное возвращение шедевра Огюста Шабо… Представитель Российского Интерпола Юрий Малышев сегодня утром передал представителям Музея д'Орсе считавшуюся утраченной картину художника «Охотник с собакой в Камарге». Сотрудники Интерпола, осуществившие эту грандиозную операцию по возвращению культурных ценностей народу Франции…»

Сердце стучало быстро, до тошноты. Наконец все вокруг сорвались с мест и бросились вперед, к подъезду мэрии. Любовь тоже вскочила и, вытягивая шею, стала протискиваться сквозь толпу. Поодаль от мэра и других официальных лиц она увидела единственного офицера в парадной форме офицера российского МВД. Юра Малышев стоял к ней боком, и Любовь не видела его лица.

Любовь крикнула по-русски:

— Юра!

Он посмотрел куда-то поверх голов, поправил темные очки и что-то ответил стоявшему рядом представителю французского Интерпола.

— Юра! Я здесь! — крикнула Любовь, вдруг испугавшись, что он уйдет.

Он не услышал. Любовь оттолкнула с дороги польского верзилу журналиста, широченной спиной перекрывшего ей подступы к Юре, и, задыхаясь от радости, бросилась к нему, крича:

— Юра, это я!

Она держалась за него так крепко, что ее руки пришлось отрывать силой. Когда их заломили за спину и надевали наручники, Кричевская непонимающе озиралась по сторонам и выкрикивала по-французски только одну фразу: «Где Юрий Малышев? Где Юрий Малышев? Я хочу его видеть!»

Ее быстро повели к машине, и теперь она вырывалась и кричала по-русски: «Где Юра?!» — и оглядывалась на Гольцова.

Георгий стоял на прежнем месте, не двигаясь, не снимая темных очков, и старался не смотреть в ее сторону. Все было кончено.

— Что это? — спросил в самолете Яцек, разглядывая тарелку с видом Эйфелевой башни.

— Сувенир.

— Что ты будешь с ней делать?

— Отдам жене.

— На память о Париже? Лучше бы ты ей духи купил.

Георгий почувствовал себя сметным:

— Наверняка она так и скажет.

Он повертел ненужную тарелку в руках и, уже жалея о выброшенных на ветер деньгах, сунул в сумку.

— Глупо, да?

Но Яцек, вопреки обыкновению, был серьезен:

— Гошка! Это твой самый умный поступок за последнее время. Обязательно отдай ей. Слышишь?

Оставшиеся три часа до Москвы они молчали.

Юрий Малышев в самолете делал вид, будто читает книгу. Женщина, сидящая вполоборота к нему, водила гелевым стержнем по бумаге, время от времени глядя то на модель, то на рисунок — бывшая невеста Юрия Ольга сразу бы узнала этот рисунок…

С начата полета они еще не сказали друг другу ни слова.

— Que lisez vous? (Что вы читаете?) — первой заговорила она.