Феликс Меркулов - Он не хотел предавать

Парадокс: первый муж может помочь, но не захочет, второй наверняка захочет помочь, но не сможет. Значит, бессмысленно просить обоих. Значит, остается надеяться на себя.

Как хочется кофе!

…Наверняка по-русски это звучало бы как «Мадам, пройдемте!». Любовь сразу поняла, что это обращаются к ней. От усталости черты ее лица разгладились и стали мягче, беззащитнее, нежнее.

Чувствуя это, она с кротким вздохом закрыла книгу и поднялась. Казалось, все находящиеся в комнате провожали ее взглядами сожаления. Даже мужеподобная комиссарша ободряюще кивнула ей на прощание.

На своих спутников Любовь специально не смотрела. Она шла понурив голову, утомленно глядя под ноги. Само собой вырвалось легкое покашливание, как у сиротки из приюта, и совершенно натурально закололо в правом виске.

Она ничего не придумывала, просто исходила из ситуации. Еще четыре часа — и она окажется в Москве. Говорят, там просто ужас. Разумеется, ей не грозит попасть в общую камеру, но… Ладно, об этом лучше не думать, сопливый нос и красные от слез глаза не лучшие союзники. Подумать только, четыре часа относительной свободы, неужели судьба не пошлет ей ни одной соломинки, за которую можно ухватиться?

О том, как вести себя во время полета, ее проинструктировал француз — сотрудник Интерпола. Любовь кивала с серьезным видом, глядя ему прямо в глаза до тех пор, пока француз, дрогнув, не стал смотреть куда-то в сторону. «Потому что нельзя… Потому что нельзя… Потому что нельзя быть красивой такой»…

Ха-ха, черный русский юмор.

Француз удивленно посмотрел на арестованную, не понимая, отчего она вдруг заулыбалась.

— Простите, — кашлянув, сказала Любовь. — Я задумалась. Продолжайте, продолжайте.

Француз не сразу нашелся что ответить.

Чем дальше от дома ушел, тем труднее возвращаться. Чем выше вскарабкался, тем головокружительнее кажется спуск…

В отделе технического развития горел нижний свет. В приятной для глаз полутьме Эдик (для своих — Винчестер) играл в компьютерную игру со сложной трехмерной графикой и реалистическими спецэффектами. Любого другого сотрудника, застуканного в рабочее время на рабочем месте за таким занятием, ожидали бы неприятности. Винчестеру все прощалось, потому что — голова.

На вид Эдику можно было дать лет двадцать, не больше: тощий, длинный, нескладный подросток с гнездом вьющихся белокурых волос на голове. Взгляд отсутствующий, реакция замедленная, осанка разболтанная, одет как огородное пугало. Но — гений…

— Ты дома хоть иногда ночуешь? — спросил Гольцов, разглядывая его хорошо поношенную джинсовую куртку.

Эдик скривился, словно воспоминание о доме навевало на него уныние и тоску.

— А родители?

Вопрос наугад. Подозрение о существовании у Эдика какой-нибудь семьи было чисто теоретическим, по принципу: ну какая-то семья у человека все же должна быть? Сам Винчестер о своих предках не распространялся.

— У других в твоем возрасте дискотеки, девушки, — намекнул Гольцов.

Эдик пренебрежительно хмыкнул.

— Ты говорить еще не разучился?

Вместо ответа Эдик предложил:

— Хотите анекдот? — И, не дожидаясь реакции потенциального слушателя, рассказал: — Сегодня мама грохнула об пол мой любимый компьютер. Горестно гляжу на разлетевшиеся детали: «Вот она, материнская плата за сыновнюю любовь!»

Аплодисментов он не дождался.

— Тупой, — определил Георгий характер анекдота.

— Вы не поняли, — печально покивал головой Винчестер.

Гольцов перешел к делу:

— Держи, это список координат, по которым ты должен проверить разыскиваемого.

Георгий вручил ему запрос и свой сводный лист, в котором суммировал исходные данные водителя Лежнева-Леже. Винчестер просмотрел листы. Взял маркер и пометил кое-что желтым цветом.

— Да, это срочно, — согласился Георгий, читая ход его мыслей.

Винчестер написал на полях: «2 ч.» и обвел кружком. Почерк у него был корявый, как у двоечника. Георгий понял, что его задание будет выполнено в течение двух часов.

Винчестер пометил информацию о водительских правах, номере кредитной карточки и других документах водителя красным маркером. Написал: «7 с.» и тоже обвел.

— Я понял, в течение семи суток, — кивнул Георгий, — но ты не забывай, это надо обязательно сделать. И еще: обрати внимание на транспорт.

Винчестер поднял на Гольцова затуманенный взгляд серых глаз.

— Я еще не знаю, по каким параметрам делать перекрестный анализ, — ответил на немой вопрос Гольцов и раздраженно прикрикнул: — Слушай, Эдик, общайся по-человечески! Если что не ясно — я не обязан читать твои мысли!

— Нету, — произнес Винчестер.

— Чего нету?

— Мыслей.

— Что, вообще? Не телись, говори нормально!

— Нету мыслей по поводу… — Эдик кивком указал на запросы.

— Ладно, может, потом что в голову придет. Я подожду. Как только что разыщешь — звони, я подскочу.

Эдик утвердительно кивнул.

Столовая в соседнем здании уже не работала, был открыт только бар, прозванный в пароде «Лес», за то что располагался под одной крышей с редакцией «Лесной газеты». Георгий заказал яичницу с жареной картошкой. Про Малышева он старался не думать.

В баре было тесно и шумно. В табачном дыму витал дух необременительного общения, застольного братства. «Победить вампиров может только Баффи! — вызывающе вещал голос из телевизора в углу над стойкой. — Она избранная. Днем она обычная школьница, а ночью — победительница вампиров…»

— Пачку «Парламента» и стакан боржоми, — услышал он рядом знакомый голос.

Повернул голову и увидел секретаршу генерала Полонского Зиночку. Она тоже пришла в «Лес» проветриться. Села рядом на вертящийся табурет, спросила:

— Бдишь?

— Бдю, — подтвердил Георгий, забирая у бармена сдачу.

Зиночка кивнула и уставилась в ящик. В баре о работе говорить не принято. Георгий рассматривал ее с минуту — она не повернула головы. Она привыкла привлекать взгляды и не замечала их.

Хорошо, думал Гольцов, быть журналистом «Лесной газеты» — собралось вон в углу полредакции, пьют без отрыва от производства. «Нет, постой! Я тебе докажу, что к органике новейшего времени подмешан здоровый цинизм: современные демиурги моды играют категориями «мягкий — твердый»! — доносилось из того угла.

— Это что, подкуп? — засмеялась Зиночка, когда Георгий протянул ей шоколадку.

— Журнал верну позже.

— А! — кивнула она, забирая шоколад. — Пригодился?

Она развернула фольгу и протянула плитку — угощайся. Георгий отказался — и так в последнее время стал набирать вес.

— О Юре что-нибудь слышно? — спросила Зиночка.

— А что, в его биографии возможны изменения? — цинично пошутил Георгий и тут же пожалел, что ляпнул глупость.