Светлана Гончаренко - Частная коллекция ошибок

Козлов понял: пора действовать. Изощряться не пришлось. Намеки эксперта на «что-то не то с Васильковским» Галашин воспринял даже как будто с радостью. Он охотно уступил картину. Цену Владимир Дмитриевич предложил почти неприличную – хотел как следует поторговаться (этот процесс он любил страстно, как любит его какой-нибудь торговец чарджуйскими дынями с привокзального рынка).

Однако Галашин сразу сдался. Все бумаги были оформлены тут же. Сохранился даже прекрасный ящичек, в котором Ольга Тюменцева привезла картину Васильковского из Праги.

Счастье обладания и осознание редкой удачи мешалось в душе Виктора Дмитриевича с неловкостью. Последний раз ту же смесь чувств он испытал бесконечно давно, в скудном предвоенном детстве, когда он, второклассник Витя, на улице отобрал эскимо у неизвестного толстого мальчика, одетого с вызывающей роскошью (белоснежная рубашечка, бархатные штанишки с помочами крест-накрест и бант в горошек на шее). Сладостью того эскимо, уже надкушенного толстым мальчиком, отдавало теперь для Виктора Дмитриевича и его торжество над Галашиным, и белоснежные кучи облаков, стоящих ниже самолета.

– Ничего, – говорил сам себе эксперт, – дело еще не кончено. Теперь отыграемся на дураке Шматько! Пусть попляшет, прежде чем я соглашусь сменять его «Лошадок» на «Полтаву». А главное, Палечека надо прищучить. Что там у него за массовое производство Коровиных? Фима Аксельрод встречает меня в Домодедове. Говорит, уже нарыл кое-что. О, если бы нарыл!

– Станислав Иванович обещал быть, – сказала Вероника рыжему Эдику Лямину.

– Он это любит, – согласился Эдик. – На трудное задержание всегда сам подъезжает.

Эдик и еще двое ребят из отдела исследовали «восьмерку», которую нашли рядом с дорогой, под пригорком. Машина цвета настоящей вишни стояла, жалобно оттопырив дверцу, – неизвестные, бежавшие, очевидно, в лес, забыли ее закрыть. В салоне «восьмерки» обнаружилась сумка с мужскими вещами, какие-то грязные тряпки, эмалированная кружка и полпакета терпких желтых ранеток.

– Все это передадим экспертам, – решила Вероника судьбу сумки. – Вещи явно принадлежат Артему Немешаеву.

– Шмотки-то дорогие, – заметил кто-то.

– Надо вызвать эвакуатор, – продолжила Вероника, – машину со всем содержимым доставить в Нетск. Вот подъедет Станислав Иванович и…

Кинолог Столетов недовольно заметил:

– Начальство когда подъедет, тогда подъедет, а я ждать не могу – след стынет.

Пес Джанго сидел в траве как вкопанный и с любовью глядел на мятое лицо Столетова, который уже несколько раз жаловался, что лег в три, а встал в шесть. Кинологу нисколько не нравился свежий воздух. Не нравился и красивый пестрый лес, стеной стоявший вокруг, хотя Эдик уверял, что в этом лесу, должно быть, пропасть грибов.

– Если от машины ушли больше двух часов назад, собака след не возьмет, – проворчал Столетов. – Так что работаем.

Он бесцеремонно вытащил из найденной сумки нарядные мужские туфли и сперва сам осмотрел и обнюхал их.

– Ношеные, – сказал он удовлетворенно и протянул туфлю Джанго. – Нюхай!

Джанго приблизил к туфле свой большой черный нос и, чуть подрагивая и ноздрями, и губами, скосил карие глаза на красивые шнурки.

– След! – потребовал Столетов.

Джанго опустил тяжелую голову и прошел вокруг машины по поляне, а потом поднялся к дороге. Там он помотался у обочины и вдруг деловой трусцой направился прямо в лес. Столетов, сунув на всякий случай туфлю в карман, двинул следом.

– Эдик, Киселев и я идем за Столетовым, Олег и Саша остаются здесь, – распорядилась Вероника. – Ну, и вы, Сергей Павлович, с нами.

Последние слова относились к местному участковому Кузину. Кузин скромно стоял в сторонке, хотя был, по сути, главным героем – именно он приметил вишневую «восьмерку», о которой вечером сообщили из района. Участковый, известный в округе как Палыч, в ближних деревнях имел кучу родни. Сегодня еще до света он вез ветеринара к свояку, у которого ночью захворал кабанчик (подозревали заворот кишок), – а тут машина на поляне.

Палыч с интересом наблюдал работу городских коллег. Эксперты с фотоаппаратами сроду к нему не ездили: на его участке всегда было спокойно, разве что пили не в меру. Тогда Палыч вразумлял провинившихся большим шершавым кулаком, показом издали табельного оружия, а когда проспятся, внушительным словом. Теперь в его мирные края прибилась криминальная машина, и было любопытно, что предпримут городские. Салон машины они выпотрошили на славу, но командовала почему-то девица, которой место бы в бухгалтерии или, лучше, в столовой, чтобы отъелась.

– Пошли, Найда? – сказал участковый Кузин своей собаке, потому что он тоже прибыл на место происшествия с собакой.

Найда, черная с подпалами лайка, всегда и всюду сопровождала Кузина, известного охотника и рыболова. Она холодным ревнивым взглядом следила за трудами Джанго. Палыч ухмыльнулся:

– Ну, двинули потихоньку! Куда спешить? Чужие по лесу возом едут, никаких кобелей не надо, чтоб их найти.

Вероника обернулась удивленно:

– Что вы имеете в виду?

– То, что место тут нехоженое, а эти из машины, каких вы ищете, натоптали и наломали, как кони.

– Вы считаете, тут был не один человек?

– У костра точно двое сидело – вон какую кучу лапника положили, чтоб задницам мягче было. От машины пошли к дороге, оттуда в лес. Вы что, сами не видите?

Вероника присмотрелась к высокой, линялой после заморозка траве. Кажется, в самом деле эта трава взошла, выросла, отцвела и отколосилась, но никто ни разу не ступал по ней до вчерашнего вечера. Или сегодняшнего утра?

Вероника с уважением посмотрела на аборигена Кузина. Было ему под пятьдесят. Вечное пребывание на свежем воздухе сделало его широкое неглупое лицо довольно топорным. Он уверенно ступал по траве на своих кривоватых легких ногах. Найда, закинув на спину хвост-каральку, бежала не рядом с хозяином, а немного впереди – то справа, то слева.

– Ваша собака когда-нибудь участвовала в задержании? – спросила Вероника.

– Бандитов-то? Бог миловал. Но чутье у Найды хорошее – когда у нас в прошлом годе ребятишки в лесу заблудились, мы с ней их отыскали. Хорошо, что они до болот не добрели – там верная гибель.