Анатолий Стрикунов - Золотые цикады сбрасывают кожу

Самурай впал в ярость и, дабы успокоить дух, решил заняться дыхательными упражнениями. Выйдя во двор, он приступил к дыханию низом живота, но мгновенно пожалел об этом. Грибочки, присланные тетей из Смоленска, оказались лишним ингредиентом в пицце.

Вова благоразумно прекратил дыхательную гимнастику, сжал ягодицы, скрестил руки на груди и окаменел. Желудок чуть отпустил, но двигаться с места Самурай не решался. Оставалось делать вид, будто мужчина кого-то ждет.

Чтобы отвлечься, Вова стал внимательно следить за подъездом и продуктовым магазинчиком, расположенным в полусотне метров от угла дома.

Из его дверей вышел мальчишка лет семи, в клетчатой курточке цвета «кофе с молоком», фиолетовом спортивном костюме и кроссовках. В руках пацан держал продуктовый пакет. Он вприпрыжку направился к школьнику, копавшему яму на газоне под окнами. Юный энтузиаст усердно орудовал лопатой и заметил своего товарища только когда тот подбежал.

Рядом с ямой лежал небольшой бетонный столбик. Пацан с пакетом вскочил на него и замахал рукой, словно моряк увидавший землю:

– Салют! Альбертик!

Самурай заставил себя нарисовать портрет мальчика из магазина: слегка курносый нос, припухлые губы, волосы светлые, серо-зеленоватые глаза, немного похож на девчонку. Но линия подбородка и чуть откинутая назад голова говорят о мужском характере пацана.

Альбертик медленно разогнулся, вытер пот со лба:

– Леш, скоро выйдешь?

Вместо ответа Лешка заторопился к своему подъезду, обогнал медленно поднимавшуюся по ступенькам старушку:

– Здравствуйте.

Старуха не ответила.

Последовавшие за этим события приятно удивили Вову.

Мальчик вызвал лифт, вошел в кабину и стал дожидаться попутчицу. Створки лифта время от времени делали попытку закрыться, но Лешка поставил ногу и, наталкиваясь на кроссовку, они вновь и вновь откатывались на прежний рубеж.

Когда старушка приблизилась к лифту, пацан убрал ногу, створки захлопнулись, а бабушка стала яростно бить своей палкой по дверцам лифта.

Самурай радостно гоготнул. Вид почтенной дамы, матерящейся и колотящей клюкой, поднял настроение.

Вова не мог знать, что стал невольным свидетелем затяжной войны между поколениями. Пенсионерка постоянно гонялась за мальчишками, игравшими в футбол под ее окнами. Один раз проворная старушка даже ухитрилась огреть Лешку сучковатой палкой.

Сегодня удача изменила даме. Пенсионерка долго колотила клюкой по дверцам, а когда кнопка погасла, протянула руку, чтобы нажать ее. Но та вновь загорелась.

«Неужели маленький негодяй продолжает издеваться над пожилым заслуженным человеком?» – изумилась старуха. Она приложила ухо к дверям лифта. Через равные интервалы слышались удары – где-то на одном из этажей дверцы не могли закрыться.

«Юный мерзавец положил доску, мешающую лифту эффективно функционировать, и теперь мне не попасть к подруге юности», – горестно вздохнула дама, опершись подбородком на свое грозное оружие.

Наверху раздался топот, словно небольшой табун коней спускался на водопой, и лифт загудел. В нетерпении бабушка энергично стукнула палкой по створкам.

Дверцы открылись, и сначала клюка, а потом и ее владелица беззвучно опустились на пол. Теряя сознание, бабушка лицезрела человека в буденовке, галифе, с шашкой на боку, пытавшегося протянуть к ней руки. А мешали этому простыни, скрученные в жгуты, туго перетягивающие гроб на уровне груди и колен покойного.

В отличие от дамы с клюкой Вова Самурай не испугался, но изумился: на усопшем красовался парадный мундир полковника царской армии.

Несколько секунд незнакомец с шашкой, повиснув на жгутах, всматривался в черты лежащей. Потом, нелепо дернувшись, голова в буденовке накренилась вбок, дверцы закрылись. Лифт загудел и снова отправился вверх.

Вова легонько передвинул нижние конечности. Похоже, тревога оказалась ложной. Желудок вел себя вполне законопослушно. Может, зря грешил на грибочки? Успокоившись, качок сунул руки в карманы джинсов и направился в магазин, раз уж приходится торчать здесь, хоть пивка возьму. Все равно ждать этого сторожа Абрикосова. Интересно, как выпутаются граждане, заказавшие такой большой гроб? Вова не сомневался что, по возвращению вновь увидит импозантного усопшего.

Старушка у лифта подняла голову, и качок поймал себя на желании помочь подняться бабке, даже сделал пару шагов в сторону крыльца. Но передумал, еще решит, кошелек хочу отнять. Да и самочувствие не из лучших, а тут наклоняйся, поддерживай. Нечего шляться, блин, если такие нервные.

Рассеянность иногда может оказаться полезной штукой. Устраиваясь на работу, Томкинс автоматически продиктовал адрес сына, чем и обеспечил себе относительно спокойное утро в этот день.

Пока Вова взывал к Дао и проводил комплекс следственных мероприятий, Абрикосов бегал в лесочке, неподалеку от дома: два десятка сосен, вороны и несколько белочек.

Юрий бегал кругами и гнал, гнал от себя высасывающую все силы тревогу. Иногда она превращалась в кошмар, иногда ненадолго исчезала, но всегда возвращалась. Рано или поздно: через час, сутки, через два дня, значения не имело.

Причиной тревоги был сын Лешка. Его здоровье находилось в прямой зависимости от Веры и Виктора. А Виктор периодически подсаживался на стакан, превращаясь из обаятельного красавца в садиста. Лез драться, хватался за нож. Выйдя из запоя, опять становился скромным и благородным. В юности стал чемпионом республики по боксу, потом загремел на зону, ЛТП…

Утром после дежурства, едва войдя в квартиру, Абрикосов стал перебирать свои школьные дневники. Искал запись о первом детском увлечении. О Сандре. Нашел. Ту самую тетрадку.

Вернувшись с пробежки, Юрий открыл краны в ванной, плеснул хвойной пены. Разделся, взял лежащую на столе тетрадку без обложки – о Ней.

Улегшись в горячую воду, Абрикосов перевернул лист.

«…Идет урок. Открывается дверь. Пионервожатая Ольга.

– Арина Игоревна, мы решили – на третьем уроке. Должен быть еще староста. Староста – это я.

Третий урок идет. Тишина пыльная колышется в школьных коридорах. Подхожу к учительской. Стучу. «Да, войдите», – знакомый голос – директриса. Вхожу. «Садитесь, Абрикосов». Сел.

«Что ты можешь сказать об этих ребятах?» – спрашивает директриса (имени не помню, поэтому в дальнейшем буду просто писать Д.).

Я: А что случилось?