Валерий Поволяев - Охота на охотников

Связь работала безупречно. Стефанович вновь удовлетворенно кивнул и прибавил скорость. Красная стрелка спидометра, нервно подрагивая, достигла отметки "сто двадцать" и застыла на ней.

Колонна, грохоча, мчалась в Москву, в бывшую столицу бывшего государства. Иногда Стефанович выходил на связь, проверял, как там его подопечные водители - все было в порядке.

А Рогожкин всю дорогу, до самой Москвы, думал о Насте, улыбался размягченно, соображал, какой же подарок он купит ей в Белокаменной, и удивленно спрашивал себя: почему же суматошная жизнь-злодейка не познакомила его с Настей раньше? Вот уж действительно злодейка...

После Москвы, он знал, по плану - поездка за грузом в Италию, затем опять в Москву, потом на Урал, в город Екатеринбург, оттуда в Болгарию, а из Болгарии вновь рейс в Москву. Скорее, это будет "томатный" рейс. А может, какой-нибудь еще.

И всего лишь три, максимум четыре дня займет в этом плотном графике маленький уютный городок Лиозно. Больше Стефанович отдохнуть не даст. Пока есть работа - надо работать.

Владимир Левченко пролежал в больнице четыре дня. Его поместили в перенаселенную, с грязными стенами палату, где, кроме шести коек, стояли ещё три раскладушки. Левченко оказался слишком уж необычным больным - не каждого из здешних доходяг бандиты привязывали веревками к дереву, оставляя на съедение лесным зверям, поэтому его уложили на широкую, старого образца, кровать, украшенную двумя рычагами, с помощью которых можно было поднимать и опускать одну половинку кровати.

Сутки Левченко проспал - после успокоительного укола погрузился в муторное бесцветное забытье, будто попал в густой туман, и поплыл в этом тумане, поплыл - так и пропутешествовал, не видя ничего и не ощущая берегов, потом очнулся, приподнялся на постели:

- Где я?

Видок у него был ещё тот: темная трескучая щетина, превратившая Левченко в беспощадного абрека, черные провалы под глазами, распухший нос и отвисший подбородок.

И - боль. Боль во всем теле. Каждая мышца ныла, источала слезы...

- Где я? - вновь ошалело спросил Левченко.

На соседней кровати, - это была скрипучая раскладушка с продавленным алюминиевым каркасом, - зашевелился лохматый, рыжий, как огонь, мужик:

- В заднице! Не мешай спать!

Рыжий спал, хотя за окном был день - ненастный, туманный, с пороховым угрюмым небом и многослойным машинным гулом, доносящимся из-за деревьев. Левченко обессиленно опустил голову на подушку. Он находился в том состоянии, когда человек не помнит абсолютно ничего - ни имени своего, ни города, в котором живет, ни прошлого, ни настоящего, ни друзей, ни недругов...

Но потом словно бы что-то включается - щелкает некий механизм и из клубящегося темного тумана проступают светлые пятна, и вместе с ними некое осознание жизни, вырисовывается сама реальность.

Так произошло и с Левченко. Он не удержался, застонал глухо и тоскливо, из глаз его выкатились две крупные, обжигающие слезы - он вспомнил все, что с ним произошло, вспомнил в мелочах, и вжался головой в подушку, страшась того, что это может когда-нибудь повториться. Ведь существует же закон парности случаев...

Он вспомнил и молодых ребят в милицейской форме, одного с погонами капитана, с жестким лицом и светлыми льдистыми глазами, другого белолицего, щекастого, в бронежилете, с автоматом в руках, и то, как они под видом проверки на предмет наркотиков задержали фуру, и что вытворяли в лесу, когда привязывали его к дереву.

Левченко снова застонал, у него перехватило дыхание, и рыжий злобный мужик вторично вскинул лохматую голову:

- Эй, медики! Зайдите сюда кто-нибудь!

На зов долго никто не отзывался, потом в дверь заглянула низкорослая, широкая в кости старуха, - халат на ней был натянут так туго, что лопнул сразу в нескольких местах, а под мышками виднелись порванные проймы, старуха недовольно оттопырила нижнюю волосатую губу.

- Чего орешь?

Лохматый потыкал пальцем в Левченко.

- По-моему, он загибается.

Старуха, будто опытный стрелок, прикинула навскидку, издали и по каким-то своим параметрам определила, что клиент не загибается, презрительно отчитала лохматого:

- Дур-рак!

Левченко действительно не загнулся - уже через день почувствовал себя сносно: он побрился и стал походить на человека, и когда в палате появился следователь в милицейской форме, поверх которой был накинут белый, насквозь светящийся от старости халат, первым делом спросил:

- Грузовик мой нашли?

Следователь сел на скрипучий стул, специально принесенный из кабинета заведующей, поправил халат на коленях и сказал, глядя куда-то мимо напряженного, вытянутого лица Левченко:

- Нашли.

- Пустой?

Вздохнув, следователь выдержал надлежащую паузу и произнес:

- Выгребли все подчистую. Единственное что - не подмели только.

Он по-прежнему смотрел мимо Левченко, словно бы боялся встретиться с ним глазами. Левченко выругался:

- Суки!

Глаз у Левченко оказался зорким, память - цепкой, он выдал следователю очень точные приметы Каукалова и его напарника, и следователь ушел из больницы довольный, пообещав вернуться завтра. Левченко понимал, что все это пустое - никого не найдут и груз не вернут. Следовательно, все придется решать самому - как говорят, гора с горою не сходятся, а человек с человеком обязательно повстречаются где-нибудь на узкой дорожке.

И тогда в живых останется тот, кому повезет.

На следующий день следователь наведался снова, задавал какие-то незначительные вопросы, ответы старательно записывал в разлинованные листы бумаги, но было видно - все это лишь проформа. Тем не менее Левченко старательно ответил на все вопросы.

- Ну как, господин хороший, - поинтересовался, когда следователь уже покидал палату, - груз так пока и не нашли?

Левченко обессиленно откинулся на подушку, как говорят, все на белом свете проходит, абсолютно все... Пройдет и это. Конечно, его здорово потреплют и в калининградской милиции, в страховой компании, поскольку груз был застрахован, но ничего не сделают. Часть потерь возместят - деньгами, естественно, не товаром, а часть спишут, - и жизнь покатится дальше.

Но он этих сук в милицейской форме обязательно найдет.

Через два дня Левченко выписался из больницы.

Первым делом направился в отделение милиции - там, во дворе его ждал старый злосчастный КамАЗ, машину надо было забирать. Левченко обошел КамАЗ кругом, лицо у него нервно подергивалось - словно бы вновь переживал все происшедшее. Он вздохнул, с трудом сдержал слезы - сейчас необходимо было одолеть самого себя, перебороть отвращение к тому, что с ним произошло, к машине, но сделать это было непросто. Левченко ухватился одной рукой за коротенький поручень, поставил ногу на скобку, заменяющую ступеньку лесенки, приподнялся, заглянул в окно. В кабине было чисто. Все вроде бы находилось на своих местах. Левченко не удержался, всхлипнул.