Томас Энгер - Мнимая смерть

Он спокойно начинает работать, немного наблюдает, а потом находит людей, с которыми следует поговорить. Хеннинг хорошо их чует. Вскоре он уже плывет по реке слез, и его переполняет чувство, которому он удивляется.

Он начинает злиться. Он злится, потому что очень немногие из собравшихся здесь знают, что такое настоящее горе, знают, как больно терять человека, который тебе нравится, которого ты любишь, человека, ради спасения которого ты готов совершенно осознанно броситься под автобус. Он видит, что многие из присутствующих скорбят не по-настоящему, они преувеличивают, позируют, выражая признательность за предоставленную возможность продемонстрировать, что у них есть чувства. Но это не по-настоящему.

Он пытается избавиться от этого чувства, достает фотоаппарат и делает несколько снимков, подходит близко, снимает лица, глаза. Ему нравятся глаза. Зеркало души и все такое. Но ему нравятся глаза, потому что именно в них находится правда.

Он фотографирует алтарь, который друзья построили под большим деревом справа от входа. Три толстых ствола, стоящие очень близко друг к другу, срослись и стали похожи на гигантскую брокколи. Ветки склоняются вниз. Корни дерева скрыты под четырехугольными камнями.

Фотография Хенриэтте Хагерюп в рамке прислонена к одному из стволов. Она окружена цветами, открытками, соболезнованиями, свечками, подрагивающими на едва заметном ветру, залетевшем на улицу Фреденсборгвейен, фотографиями Хенриэтте вместе с однокурсниками, друзьями, на праздниках, на съемочной площадке, стоящей за камерой. Это горе. Сконцентрированное горе, хоть и не настоящее. Фото для первой полосы, вне всяких сомнений.

Он опускает фотоаппарат и думает, что Хенриэтте Хагерюп была потрясающе красивой женщиной. А может, еще ребенком. В ней было что-то невинное, белые кудряшки, не слишком длинные, сверкающая широкая улыбка, светлая кожа. Он видит очарование. И еще кое-что важнее, лучше. Ум. Он видит, что Хенриэтте Хагерюп была умной девочкой.

Кто же мог до такой степени на тебя разозлиться?

Он читает открытки.

Мы никогда не забудем тебя, Хенриэтте

Покойся с миром

Скучаю по тебе, Хенри

Очень скучаю по тебе

Здесь находится пара десятков открыток и писем, повествующих о горе и тоске, все соболезнования сформулированы практически одинаково. Хеннинг безо всякого интереса рассматривает их, как вдруг у него во внутреннем кармане начинает вибрировать мобильный телефон. Он достает его и видит незнакомый номер. Несмотря на то что он находится на работе, Хеннинг решает ответить.

— Алло?

Он отходит в сторону.

— Привет, Хеннинг, это Ивер. Ивер Гундерсен.

Он ничего не успевает ответить, прежде чем плотная волна ревности ударяет его прямо в живот. Мистер Супервельветотрахатель. Хеннинг выдавливает из себя приветствие.

— Ты где? — спрашивает Гундерсен. Хеннинг прочищает горло.

— В колледже жертвы.

— Хорошо. Я звоню, потому что, полагаю, ты хотел бы это знать. Полиция уже произвела арест по нашему делу.

На какое-то мгновение Хеннингу удается забыть о том факте, что он разговаривает с новым любовником своей бывшей жены. Он чувствует, что ему становится любопытно.

— Быстро. И кого же они взяли?

— Мои источники утверждают, что это ее любовник. У меня еще нет его имени. Может, ты узнаешь у кого-нибудь из ее друзей?

Хеннинг слышит его голос, но воспринимает только содержание передаваемой информации. Потому что в калейдоскопе записочек, свечей и влажных глаз он замечает одно посвящение, немного отличное ото всех остальных.

— Ты еще там?

— Э-э-э, да. У ее друзей. Хорошо.

— Это полная победа, как я понял.

— У них есть доказательства?

— Думаю, да. Я сейчас выдам статейку об этом. Потом дополним.

— Отлично.

Гундерсен отключается. Хеннинг прячет телефон в карман пиджака, не отрывая взгляда от открытки, которую только что заметил. Он поднимает фотоаппарат и делает снимок, увеличивая текст посвящения:

Я продолжу твою работу

До встречи в вечности

Он опускает фотоаппарат и оставляет его болтаться на шее. Хеннинг еще раз перечитывает текст, а потом оглядывает стоящих вокруг студентов.

Где ты, Анетте, думает он. И что за работу ты собираешься продолжить?

Бьярне Брогеланд снимает куртку и вешает ее на офисную вешалку. Он закрывает за собой дверь, проходит несколько метров по коридору до двери Эллы Сандланд и стучится. Брогеланд открывает дверь, не дожидаясь ответа. Он надеется застукать ее погруженной в сладкие дневные грезы о нем, но до сих пор ни на один из его намеков она не ответила даже взглядом. Может быть, мне надо выражаться прямее. А может быть, отсутствие реакции связано с тем, что я женат, думает Брогеланд, заходя в кабинет.

Сандланд сидит перед компьютером и что-то пишет. Она не поднимает взгляда на вошедшего Брогеланда.

— Ты готова? — спрашивает он. Сандланд поднимает палец, который затем вновь присоединяется к своим костлявым коллегам, летающим по клавишам в темпе, способном вызвать острую зависть у тайских массажисток.

Брогеланд осматривается. Типичный женский кабинет, думает он. Уютный и чистый, документы разложены в аккуратные стопки, в стаканчике две синих и одна красная ручки, бок о бок стоят степлер и дырокол, рядом лежит блокнот с клейким краем, ежедневник, открытый на сегодняшней дате, без записей, папки на полке позади стола — все черные, профессиональная литература и справочники на отдельной полке, на полу — горшок с юккой, зеленой и свежей, на столе в стеклянной вазе свежие розы на длинных стеблях, в деревянном блюде посреди стола яблоки и груши, наверняка спелые, а рядом кактус, на котором нет ни пылинки.

Ты ускользаешь, Сандланд, думает Брогеланд, изучая ее сосредоточенное лицо. Каждый день чудесным образом ты ускользаешь. Он пробует втянуть в себя ее запах так, чтобы она не услышала. Она не пользуется духами. Может быть, самую капельку, но в таком случае очень скромными.

Многие из женщин, которые у него были, душились так обильно и сильно какими-то приторными старомодными духами, что после встреч с ними ему приходилось долго стоять под душем и несколько раз намыливаться. Желание отыметь их еще раз испарялось в то же мгновение, как он оказывался сверху.

С Сандланд все было бы не так. О нет. Он представляет себе, как лежит рядом с ней, потный, полный сладкой истомы после долгой борьбы между чувственным и грубым сексом, совершенно не испытывая неудобства после соития и не думая о том, сколько времени придется ждать такси.

Наверное, она лесбиянка, думает он, ведь у нее до сих пор не появилось желания переспать со мной.