Томас Энгер - Мнимая смерть

— Мы уже нашли его родителей? — спрашивает он.

— Да. Они едут домой.

— Где они были?

— Не знаю. Этим занимался Фредрик.

Брогеланд кивает.

— Бедняги.

— Да уж.

— Но мне кажется, здесь есть кое-что странное, — шепчет Сандланд. Она подходит ближе к нему.

— И что же?

— Посмотри на него.

Брогеланд смотрит. Он не видит ничего, кроме мертвого подростка, мертвого мальчика.

— Ну так что?

— Он голый.

— Голый?

— Да.

Сандланд подходит к кровати и аккуратно приподнимает покрывало и одеяло. Перед Брогеландом предстает Стефан в том самом виде, в каком появился на свет.

— Я никогда не слышала, чтобы человек раздевался перед тем, как свести счеты с жизнью.

— Да, это не совсем обычно, тут ты права.

— И потом, мне кажется, что он лежит в довольно странной позе.

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри на него. Он почти приклеен к стене.

— Ну, это же не очень необычно? А ты как обычно спишь, посередине кровати?

— Нет, но здесь создается впечатление, что он пытался вдавиться в стену.

— Моя дочь тоже так спит. Большинство детей, да и взрослых, кстати, любят спать, прислонившись к чему-нибудь. Может, это не имеет такого уж большого значения, а может, его тело боролось.

Сандланд несколько секунд изучает тело Стефана, но не отвечает. Они ходят по комнате, подмечая разные мелочи.

— Надо узнать, был ли он подвержен депрессиям, — продолжает Брогеланд, — и обращался ли он к психологу или психиатру. На первый взгляд это кажется самоубийством, но может быть, у него лопнул сосуд в мозгу или он страдал от врожденного порока сердца. В любом случае пока что мы будем рассматривать это как подозрительный случай со смертельным исходом. Позвонишь дежурному юристу? Нам нужно оцепить место преступления и вызвать техников.

Сандланд кивает, снимает резиновые перчатки и достает мобильный телефон.

Как только Хеннинг входит в свою квартиру, он понимает, что здесь побывал кто-то чужой. Он чувствует это по запаху. Пахнет чем-то резким, смешанным с едва ощутимым запахом пота. Он медленно заходит внутрь, сначала в кухню, потом в гостиную, не зажигая свет. Хеннинг останавливается и прислушивается. В ванной из крана капает вода. Колесо проезжающей по улице машины попадает в лужу. Кто-то что-то кричит, но так далеко, что слов не разобрать.

Нет, думает Хеннинг. Здесь никого нет. Если же есть, то ему удается стоять абсолютно тихо и не издавать совсем никаких звуков. Подтверждение тому, что непрошеные гости все-таки побывали у него, он получает в гостиной. Он видит стол, на котором обычно стоит компьютер.

Но теперь его там нет.

Хеннинг подходит к столу, как будто, повинуясь звуку его шагов, компьютер вновь появится на своем месте. Он пытается быстро припомнить, было ли что-нибудь ценное на жестком диске. Нет. Только FireCracker 2.0. Когда ему нужны информационные материалы и документы, он копирует их и раскладывает по папкам. У него не было никаких списков источников в программе Excel.

Так зачем же красть его компьютер? Он стоит посреди гостиной и качает головой. Длинный и насыщенный день завершается взломом его квартиры. Хорошо, ребята, произносит Хеннинг вслух. Вы молодцы. Вы забрались в мою квартиру, вышли из нее, заперев замок, и оставили мне сообщение: мы можем добраться до тебя, когда захотим, и можем забрать у тебя то, что тебе дорого.

Это просто-напросто запугивание. Но оно действует. У Хеннинга подгибаются коленки, как только он слышит стук в дверь, громкий и настойчивый. Он предполагает, что это может быть полиция, что Брогеланд не смог больше отвлекать Арильда Йерстада, чтобы дать ему время привести мысли в порядок, но это не Брогеланд, не Йерстад и не идиоты, только что побывавшие здесь.

Это Гуннар Гума.

— Дверь была открыта, — громко заявляет он. Хеннинг пытается дышать спокойно, но чувствует жжение в груди и покалывание в кончиках пальцев. Гума входит в квартиру без приглашения. Он по-прежнему облачен в красные шорты, но теперь на нем еще и белая футболка.

— Если это какие-то гомосячьи заморочки, то я в последний раз оказываю тебе такую услугу, — говорит Гума.

— О чем вы?

— Гомосячьи заморочки. Те люди, что заходили к тебе. Оба были похожи на педиков. Если ты занимаешься такими вещами, то не вмешивай меня.

Хеннинг делает шаг в его направлении, испытывая непреодолимое желание объяснить свою сексуальную ориентацию, но любопытство побеждает.

— Вы видели, кто здесь был?

Гума кивает.

— Сколько их было?

— Двое.

— Можете их описать?

— Это обязательно?

— Нет, не обязательно, но очень желательно.

Гума вздыхает.

— Оба чернявые. Я говорю, со смуглой кожей. Наверняка оба мусульмане. Чересчур ухоженная борода. У одного — ну, в общем, мне показалось, что у него нет нормальных волос. Как будто их нарисовали. Краской. Или карандашом. Очень оригинальный узор. Второй был совсем тощий, но походочка у него гомосячья.

— Что-нибудь еще?

— И у второго такая же походочка. На ходу виляет жопой, а рука немножко поднята.

На лице Гумы появляется гримаса отвращения.

— А какое у него было лицо?

— Такая же борода. Жиденькая, но ровная, подстриженная прямыми линиями. Он был потолще первого педика-мигранта. А один палец у него был перевязан. Вроде на левой руке.

— В котором часу они приходили?

— Да где-то с час назад. В общем-то, тебе повезло, потому что я уже собирался лечь спать и тут услыхал шаги на лестнице.

— А сколько они пробыли внутри?

— Сначала я подумал, что ты уже вернулся домой, потому что на лестнице стало тихо, но потом снова раздались шаги, когда же это было? Да минут десять спустя. И я снова разглядел их в глазок. Но если это какие-то гомосячьи заморочки…

— Нет, речь не об этом.

Он не вдается в объяснения. Кажется, Гуму устраивает и так.

— Спасибо огромное, — говорит Хеннинг. — Вы мне очень помогли.

Гума хрюкает, поворачивается и идет к двери.

— Ах да, — говорит он, берясь за ручку двери. — На одном была черная кожаная куртка. Иссиня-черная. С языками пламени сзади.

ППП. Пылающие Плохие Парни. Это наверняка они, думает Хеннинг. Он кивает и еще раз благодарит Гуму. Он смотрит на часы. Уже почти четверть второго. И вот чего Хеннинг совершенно не чувствует, так это усталости. Слишком много всего произошло, слишком многое ему предстоит обдумать.

Дверь за Гумой с грохотом закрывается. От этого звука квартира его кажется ужасающе пустой, словно Хеннинг находится в вакууме. Он берет швабру и прислоняет ее к входной двери ниже ручки. Если кто-нибудь попробует еще раз к нему вломиться, он услышит. Швабра немного задержит их, а ему удастся смыться.

Хеннинг находит под кроватью пожарную веревку и привязывает ее к тумбе телевизора. Один телевизор весит килограммов сорок, а если прибавить всякие диски и саму тумбу, то этого должно хватить, чтобы выдержать его вес, решает он. В последний раз, когда Хеннинг взвешивался, он весил семьдесят один килограмм. А сейчас, наверное, и того меньше.