Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»

Я же оделся, во что Бог послам из гардероба, и пошел в Армянский переулок. Заклепкина не пришлось даже ждать, он прилежно гулял с пуделем. Сразу видно, человек на пенсии: дома — скука, на улице — тоже скука, но хоть ноги двигаются и за собакой следить надо.

— Не помните, — спросил я, — стоял в то утро в переулке красный «форд»?

— Что-то красное стояло, а что — не обратил внимания, — ответил он.

— Перестаньте, вы знаете каждую машину в этом переулке и каждого владельца.

— Еще темно было, — сказал он, — а фонари через один светят. Это при социализме они работали… Не поручусь, что действительно была красная машина. Но и отрицать не буду: вдруг и впрямь стояла.

Хорошо, поставим вопрос по-другому. Какие машины проезжали мимо с того момента, как вы обнаружили труп и до приезда милиции?

— Я как раз пошел звонить в милицию.

— Кстати, как вас зовут?

— Степан Николаевич, могли бы в протоколе посмотреть.

— У меня к вам просьба, Степан Николаевич, как к человеку, у которого много свободного времени и доброе сердце. Я сегодня поссорился с девушкой, но уже жажду помириться — так бывает в любви. Не могли бы вы от моего имени преподнести ей букет роз. Само собой, я заплачу. И за букет, и за труд.

— Это можно, — сказал он и подмигнул, — я тоже когда-то любил с девушками ссориться.

— Зовут ее Оля, — сказал я, доставая деньги из бумажника. — Она работает секретаршей в похоронной фирме «Долина царей». Сейчас я напишу адрес…

— Это где покойник из машины? — удивленно спросил Заклепкин.

— Да, но к нему это не имеет отношения. Просто я немного влюбился по ходу служебного расследования. Наверное, читали в книжках, до чего мы, детективы, народ влюбчивый.

— Не пойду, — сказал он. — И не просите.

— Почему? Я хорошо заплачу — и как посыльному, и как человеку с добрым сердцем.

И тут мимо нас проехал Опрелин на своем «УАЗе».

— Кстати, эта машина вам не знакома, не попадалась на глаза в то утро? — спросил я на всякий случай.

— Молодой человек, — сказал Заклепкин, — перестаньте меня пугать вопросами. Не таких видели, — повернулся и ушел.

Я понял, что разговаривать со мной без санкции прокурора он больше не станет, позвонил Горчицыну из ближайшего автомата и велел ждать меня.

Горчицын приоткрыл дверь, троекратно переспросив «кто», и выглядел более испуганным, нежели Заклепкин. Впрочем, пугливость его нашла объяснение, едва он зажег свет в прихожей: под правым глазом Горчицына темнел синяк — родной брат моему.

— Когда вас приложили? — спросил я.

— Вчера вечером.

— Подробнее.

— Трое поймали в подъезде. Я их запомнил, у одного кличка «Квелый».

— Хорошая кличка для мордобойцы, — сказал я. — Давайте пройдем в комнату, и вы на листе бумаги напишете приметы и вообще весь ход событий с диалогами.

Он послушно сел за стол и взял ручку, а я терпеливо подождал.

— А хуже не будет? — спросил Горчицын, передавая листок.

— Вы забыли указать мотивы избиения.

— Ума не приложу.

— Все-таки напрягитесь и приложите, — велел я и взялся подсказывать, — месть, деньги, ревность, дурная болезнь…

Он замахал руками:

— СПИДом только на уколах заражаются. Я думаю, может быть, Терентьевич. Только ему не говорите.

— А почему не ваши коллеги по сауне?

— Но вы-то что им сделали?

— Согласен. Но почему Терентьевич? Что я ему сделал? В глаза не видел!

А мне он угрожал: «Если ты, извращенец, коснешься моей женщины — сильно пожалеешь».

— И какая женщина его?

— Марина Размахаева.

— Вот как? — удивился я. — И когда же она стала его? до смерти Шекельграббера или после?

— Я им свечку не держал.

— Жалко. А как вы касались Размахаевой?

— Она приезжала на массаж.

— Почему же Терентьевич просто не велел наложнице поменять сауну?

— Я ее тоже просил, но она упрямая. Она всегда делает наперекор.

— А за что, по-вашему, напали на меня? Я Размахаеву даже не гладил.

Он ухмыльнулся:

— Вам лучше знать.

— Хорошо, — согласился я, — к ней еще ездит Поглощаев, но у него-то нет фингала под правым глазом.

— Может, сегодня появится, — философски заметил Горчицын.

— Кстати, что общего у Поглощаева с Размахаевой?

— Спросите у них.

— А вы не знаете?

— Нет, и не хочу. Так проще жить.

— Мне казалось, что вы близкий друг Поглощаева. Вместе в Сандуны ходите.

— Если вы думаете, что это я украл в бане его документы, то заблуждаетесь. Мне только в тюрьму угодить не хватало.

— По-моему, там бы вы с лихвой решили свои сексуальные проблемы.

— Не надо, — попросил он слезно, не издевайтесь надо мной.

Я пожалел о сказанном.

Вспомните, кто делил с вами кабинку в Сандунах.

В бане все одинаковые.

«Может быть, Поглощаев сам спрятал документы? — подумал я. — А какие у него основания? Во-первых, те, о которых я не подозреваю. Во-вторых, попугать самого себя до смерти. В-третьих, потратиться на частного сыщика. В-четвертых, заподозрить Горчицына. Ну и темная лошадка, этот Поглощаев. Сразу видно советского буржуя. Капиталист исподтишка».

— Мог ли Терентьевич из ревности убить Шекельграббера? — спросил я.

— Ну что вы меня все время спрашиваете? — устало сказал Горчицын. — Сами сообразите. Убить, наверное, не мог: нас же не убили. Но его ребята могли перестараться.

— Тем более мы с Размахаевой не жили.

— Вот именно, только гладили.

— Куда вы из сауны поехали с Размахаевой позавчера?

— Ей надо было кое-что купить у моих знакомых.

— Ну что? Говорите. Или мне клещи взять и заставить вас язык высунуть.

— Они хотели построить дачу под Москвой, но потом пришел вызов из Израиля. Вот этот кирпичный полуфабрикат и торговали.

— Уверен, сошлись на миллионе деревянных.

— Да, где-то так.

— А вам не кажется странным, что за похищенные документы с Шекельграббера потребовали ту же сумму?

— А вам не кажется странным, что с Шекельграббера за документы потребовали такую несуразную сумму? Хлопоты с оформлением новых стоят гораздо дешевле. Если, конечно, ты чист перед законом и паспорт у тебя не поддельный.

— Как вы относились к Шекельграбберу?

— Ну какое это теперь имеет значение, — устало ответил он.

— Ладно, пойду, — сказал я и поднялся. — А Квелого я вам через пару дней связанным представлю. Но услуга — за услугу. Вы в понедельник будете в «Долине царей»?

— Да, — ответил он, — привезут клиента. Придется повозиться.

— Вот деньги. Купите, пожалуйста, букет роз и подарите от моего имени Кувыркалкиной.

— С удовольствием, но вряд ли она возьмет цветы из моих рук. Я для нее парасхит.

— Кто-кто?

— Так в Древнем Египте назывались те, кто чистил трупы перед бальзамированием.

Уже стоя в проеме дверей, он вдруг сказал: