Владимир Кашин - …И никаких версий

— Да нет! — воскликнула женщина. — Исчез. Разве вы не знаете? Примерно через полгода собрал вещи — у бедняжки Адели добра много было — кое-что продал, квартиру сдал и куда-то уехал. Вроде бы на Север. Ох, товарищ полковник. Нечисто было дело. До сих пор душа болит, как вспомню. Адель очень жалко! — вздохнула рассказчица. — Какая красавица была, добрая!.. Он мне сразу не понравился, этот ее молодой муж, хотя мало сталкивалась, все-таки разные этажи… Уж слишком на людях любовь показывал. Так вился вокруг нее, как птичка у гнезда! А ваша милиция не разобралась, утонула ли Аделечка или он сам утопил.

Коваль подумал, что люди редко ошибаются в своих догадках, хотя объяснить их, а тем более доказать не в состоянии. И не только соседи, наблюдавшие жизнь этой пары, и он тогда не был свободен от подозрений в отношении мужа Адель. Но обвинять без доказательств — хуже, чем упустить виновного…

Дмитрию Ивановичу не удалось в этот день встретиться с Христофоровой, но в конечном счете он остался доволен посещением старого дома.

Женщина вошла в кабинет Коваля стремительно. Громко, еще от двери, поздоровалась и, уверенными шагами подступив к столу, решительно положила на него повестку с паспортом.

Полковник, не поднимая головы, по звуку шагов определил, что посетительница — человек уверенный в себе, какими обычно бывают люди, считающие, что успех в жизни им предначертан и фортуна никогда не изменит своего доброго отношения к ним.

Коваль не ошибся. Перед ним стояла женщина лет тридцати пяти — тридцати шести в элегантном зимнем пальто с узеньким норковым воротничком и в такой же темной меховой шапочке, из-под которой выбивались пряди светлых, подкрашенных в легкий фиолет, волос. На скуластеньком, ухоженном лице посетительницы с неправильными, но тем не менее приятными чертами отражалось не волнение, которое обычно присуще людям, вызванным повесткой в милицию, а уверенность, что ее потревожили понапрасну. В зеленоватых глазах женщины гнездилось возмущение: мол, что случилось, зачем я нужна?!

Дмитрий Иванович уважал энергичных, самостоятельных женщин, когда их уверенность рождалась из понимания своей полезности и необходимости обществу, когда женщина стояла на ногах благодаря самой себе: своему труду или исполняла святой, вечный долг женщины-матери, дающей жизнь роду человеческому.

Правда, излишняя самоуверенность осложняет отношения даже с близкими людьми, подумалось Ковалю. Куда уж больше самостоятельности, чем у его Ружены, которая хотя и любит, но держится как киплинговская кошка, что ходила сама по себе. Это его раздражает, вносит разлад в их семью. Особенно когда Ружена неожиданно уезжает в экспедицию, не считаясь с тем, что после длительных служебных командировок общество жены так необходимо ему и, как он надеялся, и ей. Да и Наталка, еще ничего не сделав в жизни, уже выработала в себе усиленную молодежным максимализмом уверенность в своем нраве на независимость. Но что поделаешь! У Наталки все впереди, а что касается Ружены, то иного ему и не следовало ожидать. Человек многоопытный, он, женясь, должен был понимать, что женщина, которая привыкла быть самостоятельной, не сможет стать приложением к мужу. В их возрасте, когда каждый в течение жизни выработал свои привычки и взгляды, это исключено… Эй, эй, он, кажется, становится старым ворчуном! Кто знает, уважал бы он так Ружену, если бы она была лишь нежной хранительницей домашнего очага!

— Садитесь, пожалуйста, Христофорова, — мягко пригласил Дмитрий Иванович, заглянув в ее паспорт. — Полковник Коваль. Дмитрий Иванович, — представился он, внимательно разглядывая посетительницу. — Я вызвал вас повесткой, так как не застал дома.

— Да, я подолгу бываю в отъезде, — подтвердила женщина, все еще нахохлившись.

— Итак, Килина Сергеевна, — начал Коваль, когда женщина опустилась в кресло, — знакомо вам имя — Журавель Антон Иванович?

— Да. Это мой приятель. А почему это вас интересует?

— Разрешите мне не отвечать, Килина Сергеевна. Отвечать — ваша задача. Расскажите подробно об отношениях с Журавлем.

— Надеюсь, милицию не интересуют наши сердечные дела, — с вызовом заявила женщина, сузив глаза. — Кстати, меня обычно называют Келя Сергеевна.

Дмитрию Ивановичу показалось, что Христофорова сейчас выгнет спину, как раздраженная дикая кошка, и бросит ему в лицо — «фр… фр!».

Он про себя усмехнулся, вспомнив, как, рассматривая записную книжку Журавля, сначала не мог понять, кто такой «Кель», и подумал, что погибший молодой человек заядлый футбольный болельщик, а это записано по-русски и не совсем точно название команды из ФРГ «Köln. Fortuna».

— Нет, конечно, — ответил Коваль, — дела сердечные милицию не интересуют, если они не связаны с правонарушением. — Он еще хотел добавить, что об отношениях свидетельницы с погибшим он и так догадывается и уточнений ему не нужно. — Ну, и какие же у вас с ним были дела, Килина Сергеевна?

То, что полковник не обратил внимание на ее замечание и продолжает называть ее по паспорту, не понравилось женщине, но она смирилась: милиция — это все-таки милиция!

— Почему «были»? Мы и сейчас поддерживаем дружеские отношения.

— Когда это «сейчас»?

Килина Сергеевна уставилась на Коваля.

— Когда вы встречались последний раз? Вчера, позавчера?

— Может быть, месяц назад.

— Заказывали обувь?

Килина Сергеевна на миг задержала дыхание. Так вот оно что! В мягком сером свете, лившемся из окна, ее строгое лицо казалось изваянным.

— Я ношу импорт. — Женщина пошевелила под столом ногой и посмотрела вниз, словно предлагая и Ковалю посмотреть на ее сапожки.

— С кем вы встречались в его квартире?

— Его друзей я мало знаю. Впрочем, по именам могу кое-кого назвать. Например, Нина. Это машинистка из института. Она ему частным порядком печатает, иногда приходит помочь по дому… — Христофорова умолкла, потом добавила: — Хотя вас и не интересуют личные отношения, скажу — это его пассия. Она в Журавля по уши влюблена… Кто еще? Разные люди: встречала у него какую-то актрису, преподавательницу, Галей, кажется, звали… детский врач Оля. Вот и все, кого видела… Вернее, кого запомнила…

— Это все заказчицы? Туфельки или сапожки?

Женщина пожала плечами:

— Дверь у него всегда открыта… Заходят просто «на огонек»… А почему вы говорите «заказчицы»? — спохватилась Христофорова. — Он ведь не сапожник, а ученый, молодой ученый… — Пристальный, чуть иронический взгляд полковника привел Килину Сергеевну в замешательство. — Ну конечно, он и шить умеет. Золотые руки. Может, и подарил кому-нибудь туфельки… не знаю. Его хобби меня мало интересует…

— Ладно, — с недовольным видом согласился Коваль. — К женщинам и туфелькам мы еще вернемся. — Килина Сергеевна чем-то неуловимым все больше напоминала ему жену, и он сердился, так как в настоящую минуту это мешало ему работать. — А мужчины? Бывали в этой компании мужчины?