Владимир Кашин - …И никаких версий

— Мое хозяйство, — развел руками ученый. — Теснота, — словно извиняясь, добавил он. — Да, впрочем, мы в основном работаем в библиотеке и на производстве.

Они уселись друг против друга за первые два стола и после того, как Дмитрий Иванович сообщил некоторые подробности смерти Журавля, немного помолчали.

Молчание было и грустным, и сочувственным.

— Есть ли какие-то конкретные задачи у каждого научного сотрудника? — прервал молчание Коваль. — И кто их определяет? Или он сам решает, над чем работать?

— А как же! — живо ответил Дейнека. — План. Плановое научное задание. По определенной теме. Сотрудник обязан вовремя сдать свою работу. Это может быть и самостоятельная тема, и часть групповой. По-всякому. У нас широкий и сравнительно свободный выбор исследовательских задач. Главное сейчас — результативность. Не общие теоретические разработки, а теоретическое обоснование новшества и практическое его внедрение в серию, в производство.

— А кто определяет тему работы того или иного сотрудника?

— Исходим из научного плана всего института, отдела, лаборатории.

— А если ученый имеет свою тему?

Василий Ферапонтович переспросил:

— Как это «свою»? Вы хотите сказать, внеплановую? У нас называют «инициативную».

— Хотя бы так.

— Ради бога! Пожалуйста! Но прежде всего план. Как и во всех звеньях социалистического хозяйства.

Эти слова Дейнека произнес таким менторским тоном, что полковник еле удержался, чтобы не взглянуть иронически на собеседника.

— Ну, правильно. План прежде всего. А если неожиданное открытие ученого никак не укладывается в рамки, внутри которых разрабатывает свои плановые идеи отдел, лаборатория?

— Наука — творчество, — тем же назидательным тоном с нотками удивления в голосе, что вот, мол, приходится объяснять элементарные вещи, продолжал заведующий лабораторией. — Поэтому творчество мы всячески приветствуем и поддерживаем. Но плановую работу ученый все-таки должен сдать. И вовремя. Инициативная работа так же может войти в план. Если представляет несомненный научный интерес и будет утверждена на ученом совете. Конечно, на этой почве возможны всяческие конфликты. Скажем, если инициатива не вписывается в планы института или ни один отдел не берет ее, она становится беспризорной.

— В вашей лаборатории бывали такие случаи?

— Какие?

— Инициативные разработки.

— Да. У нас два кандидата и два младших научных сотрудника, еще не защищенных. Теперь уже один, — поправился, смутившись, Дейнека. — Антон Иванович, земля ему пухом, много мог дать науке. Как раз на днях он готовился сделать сообщение об изобретении, которое имеет большое практическое значение. Именно предложить инициативную разработку, почти готовую. А теперь… Вы не скажете, когда похороны? Мы ведь тоже хотим проводить товарища…

— Похороны послезавтра. Приезжает мать… Ваш директор даст указание, как все организовать… Ну а другие работники вашей лаборатории, кроме Журавля, — спросил после паузы Коваль, — как у них с творчеством, открытиями? Бывают?

Василий Ферапонтович вопросительно уставился на полковника.

— Например, Павленко, — уточнил Коваль. — Тоже младший и пока, как вы говорите, «не защищенный»… Так ведь?

— Вячеслав Павленко? Способный человек. Я бы сказал, даже талантливый. Иногда брякнет, думаешь — ересь, а потом глядишь — мысль. Но тут же гаснет, как искра. Очень медлительный, какой-то несобранный. Характер у него замкнутый, и вечно он чем-то недоволен. А чем — не понять! Все вроде складывается у него ладно. И дома нормально, и в институте к нему хорошо относятся… Сейчас Вячеславу Адамовичу будет трудновато. Пожалуй, он больше всех потерял с гибелью Журавля. Вместе, в паре, работали над плановой темой. Антон Иванович не давал угаснуть вспыхивавшему в нем огоньку, тормошил его. Журавель всегда стремился все сделать быстрее, довести дело до конца, внедрить, вечно торчал на заводе, ссорился, если работа затягивалась. Любимое выражение его было: «Пока вы, извините, в носу ковыряете, поезд уходит».

Ну и ему попадало, когда тащил в охапке вместе с интересной разработкой что-нибудь не то.

Вообще у меня сложилось впечатление, что для кипучей натуры Журавля не хватало простора… Одно время поговаривал, что уйдет на завод, хотя и у нас были для него все условия, — Василий Ферапонтович выделил последние слова, как будто боялся: вдруг появятся сомнения в добром отношении к погибшему. — В этом содружестве Павленко чаще всего был, так сказать, «головой», индуктором идей, Антон Иванович же, как у нас говорят, «ноги». «Ноги» везде ходят, пробивают дорогу идее, всеми правдами и неправдами прорываются через ведомственные преграды в Комитет но науке и технике или отраслевое министерство, которые могут заинтересоваться разработкой. Именно «ноги» дают наверх концепцию — проще сказать, объяснения и рекомендации тем или иным органам по поводу значения и использования открытия.

Всякое внедрение новшества, новой технологии требует немало усилий и нервов. И тут главную роль играют «ноги». Журавель — такие «ноги», которые были способны получить одобрение работы не только на земле, но и в космосе, если нужна была бы космическая виза. Он был лидером по натуре. Сам Павленко со всеми своими идеями никогда не пробился бы, ибо «голова», хотя и правильно мыслила, но действовала очень медленно и вяло. Мы всегда поддерживали это содружество, считая, что в наше время ускоренного развития и научная мысль не должна отставать. И надеялись на этих ребят, особенно на Журавля… Казалось, не ошибались… И вот пожалуйста! Боюсь, что теперь и диссертация Вячеслава Адамовича задержится. Антон бы ему в два счета пробил.

— А что же Журавель сам не защищался?..

Василий Ферапонтович пожал плечами.

— Кто знает. Наверное, считал, что для него это не главное, еще успеет… Вот и «успел», — горько добавил он. — И свое изобретение до конца не довел. Путь от открытия до его практического внедрения самое сложное для нас, Дмитрий Иванович. Найти, сообразить, открыть — это даже не полдела, а четверть, или и того меньше, — объяснял Дейнека. — Сталкивается столько интересов, появляется столько проблем! Иной раз вопрос так запутывается, что вроде все «за», а дело с места не трогается… И не поймешь почему… В большинстве же случаев все объясняется просто: производству, имеющему свой стабильный план, отлаженному, неинтересно, с точки зрения сиюминутной выгоды, заниматься нововведением, внедряемым вначале в малой серии, перестраиваться для этого. Хотя позже нововведение и даст значительный эффект, но рисковать текущим планом никто не хочет, считая, что «пока солнце взойдет, роса очи выест» или: «лучше синица в руке, чем журавель в небе».