Ежи Эдигей - Зарубежный детектив (Человек со шрамом, Специальный парижский выпуск, Травой ничто не скрыто) с иллюстрациями

Олуэн встретила Генри довольно бесцеремонно:

— Вы, наверное, хотите все осмотреть? Ну что ж, глядите, а мне пора переодеваться. Если буду нужна — я у себя в комнате. — И с этим напутствием она скрылась в небольшой спальне, содержавшейся, как он успел заметить, в полном беспорядке. Платья, книги, грампластинки валялись повсюду. Контраст между комнатой Олуэн и остальной частью квартиры еще раз подчеркнул, как несхожи были ее обитательницы.

Генри начал осмотр. Прежде всего он прошел в спальню Элен. И здесь бросалась в глаза аскетичность покойной. Диван-кровать накрыт темно-синим покрывалом, на простеньком туалетном столике из светлого дуба — минимальное количество косметики и духов. В ящиках строгого современного комода аккуратно уложены стопки чистого белья. Платяной шкаф также в образцовом порядке. Лишь несколько использованных носовых платков в корзине для грязного белья свидетельствовали, что Элен принадлежала к числу простых смертных и страдала сильным насморком.

Генри был разочарован. Ему оставалось еще осмотреть лишь небольшое бюро, к счастью, незапертое. Первое, что он увидел, открыв его, было лежавшее на бюваре незаконченное письмо. Письмо было написано чернилами, твердым четким почерком. Единственная пометка — слово «вторник».

«Мне кажется, я нашла то, что требуется. Они, конечно, отличаются от тех, что продаются в Париже, но я просила Терезу привезти мне образчик для сравнения. Я практически уже остановилась на синем платье из джерси — помните, том самом, которое хотела сфотографировать Бет. Думаю, через несколько дней смогу сказать определенно».

На этом письмо обрывалось. Поскольку оборвалось оно не на середине фразы, Элен, наверное, не прервали. Скорее она просто его отложила, чтобы закончить позже, вспомнив, например, что ей пора к доктору. К уголку письма с задней стороны что-то было пришпилено булавкой. Очевидно, кусочек ткани, так как послание, по всей видимости, было адресовано портнихе. Генри удивился, обнаружив, что приколот всего лишь чистый лист писчей бумаги. Он хотел уже положить письмо на место, но, вспомнив, что у него нет образчиков почерка Элен — в редакции она писала только на машинке — сунул письмо себе в карман.

В остальном бюро было в столь же образцовом порядке, как и все, что окружало Элен. Аккуратными стопками сложены квитанции, счета… Стопка с надписью: «Письма, на которые надо ответить». Ни карточек с приглашениями, ни открыток от уехавших в отпуск подруг, ни торопливо нацарапанных записок, назначающих или отменяющих свидания. И что самое главное — не было и любовных писем. Потому ли их нет, что она их не получала, или они были уничтожены?

Решив выяснить это у Олуэн, он в последний раз оглядел комнату, но она так и не выдала ему никаких секретов. В маленьком книжном шкафу несколько детективных романов, биографии знаменитостей, пользующаяся большой популярностью книга об археологических раскопках в Египте, Полное собрание сочинений А. А. Милна и два бестселлера — один, сочиненный профессором университета, а другой — бывшим вором-карманником. На нижней полке стопка старых номеров «Стиля». Заурядный уровень, подвел итог Генри, может быть, чуть выше среднего.

Единственное, в чем проявлялась индивидуальность хозяйки, — это одежда. Содержимое платяного шкафа свидетельствовало об умении безошибочно и смело подбирать цвета и о склонности к простым классическим линиям. Никаких излишеств в следовании моде. Генри согласился с мнением Марджори Френч: Элен хорошо одевалась — работа в «Стиле» не прошла для нее даром, — но она слишком осторожна в выборе одежды, чтобы стать главным редактором большого журнала мод.

Вспомнилось много раз слышанное выражение «чувство моды». Он, кажется, начинал уже понимать, что оно значит.

Из спальни Генри перешел в облицованную белым кафелем кухню. К, его разочарованию, выяснилось, что в кухне установлен мусоросжигатель. Все письма, от которых хотела бы избавиться Элен, тут же превращались в пепел.

Он вернулся в прихожую и постучал к Олуэн.

— Я все осмотрел, мисс Пайпер. Когда вы будете готовы?

— Очень скоро.

Через несколько минут Олуэн вышла в гостиную. Она надела ярко-розовое шелковое платье, отделанное мягкими оборками — последний крик моды, — и весьма нелепо выглядела в нем. Любая сотрудница отдела мод сказала бы ей, что нельзя носить оборки, если они не идут к фигуре, как бы модны они ни были. Но уж если ты носишь их, не нужно сочетать их с бусами из искусственного жемчуга, ярко-розовыми атласными туфлями и массивной белой сумкой. Честно говоря, сотрудницы отдела мод давно махнули на нее рукой, поскольку в ответ каждый раз слышали: «Ну и что, а мне нравится!»

Генри, конечно, не мог столь квалифицированно определить погрешности ее туалета. Но он умел распознать непорядок, когда сталкивался с ним. Тем не менее он сделал над собой усилие и приветливо улыбнулся.

— А вот и вы. Какая вы нарядная!

— Правда, хорошенькое платьице? — самодовольно спросила Олуэн. — Бет снимала его для «Стиля молодых» на Веронике Спенс месяца два назад. Оно так мило выглядело, что я тотчас же решила его купить… Так чем я могу вам помочь?

— Во-первых, — Генри извлек из кармана только что найденное письмо. — Можете ли вы определить, чей это почерк? Олуэн мельком взглянула на письмо.

— Могу, конечно. Это Элен писала.

— Спасибо, мисс. А теперь скажите, Элен получала много писем?

— Понятия не имею, инспектор. Элен первая вставала по утрам и варила кофе. Я ведь почти каждый вечер в театре. Мне можно и попозже в редакцию прийти. Элен была кое в чем довольно.., скрытная. Она всегда сама вынимала почту, уносила свои письма на кухню и читала их, пока варила кофе. Те, на которые не нужно было отвечать, сразу же отправляла в мусоросжигатель. Она ведь очень аккуратная.

— А почему вы говорите «скрытная»?

— Да, вот… — замялась Олуэн. — Был такой случай, когда мне не терпелось получить одно письмо. Я встала рано, вынула почту и отнесла в комнату к Элен то, что было адресовано ей. Она так рассердилась… Будто я ее письма читаю, или уж не знаю что. Взяла с меня слово, что впредь я никогда не буду сама вынимать почту. Странно, правда? Непохоже на нее.

— Очень странно, — согласился Генри. Покойная Элен Пэнкхерст начинала его раздражать. Кто ее знает, какие там письма она получала, но прочесть из них невозможно и строки. Генри с завистью вспомнил о сыщиках из детективных романов, непременно обнаруживавших в камине среди золы обгоревший клочок бумаги, на котором осталось несколько слов… «Что делал бы сам Шерлок Холмс, — мрачно подумал он, — столкнись он с электрическим мусоросжигателем?..» Он вдруг услышал голос Олуэн: