Карло Фруттеро - Его осенило в воскресенье

Синьор Воллеро сразу все вспомнил, и у него вдруг появилось ощущение, будто в животе заворочался еж.

— Ах да, конечно!.. Я его заметил. Он был… в желтом свитере. Мне кажется, это был именно он. — Воллеро застыл в ожидании, по-прежнему держа в руке водительские права.

— Нас интересует, что он делал утром в «Балуне». Вы не могли бы нам помочь?

Еж стал перекатываться в животе, его иглы пребольно кололись.

— Охотно, — ответил синьор Воллеро. — Насколько это в моих силах…

— Где точно вы его увидели?

Как отделаться от полицейского комиссара, не назвав имен и при этом не солгав? Если мне это удастся и я сумею не впутать синьора Кампи, то в «Балун» я больше ни ногой! — поклялся самому себе синьор Воллеро.

— О, я увидел его в кафе! Я зашел туда выпить чего-нибудь… а немного спустя пришел и он.

— В каком именно кафе?

— Собственно, это даже не кафе, а ресторан. На пьяццетта.

— В котором часу?

— Почти сразу после полудня.

— Он был один?

— Да! — воскликнул синьор Воллеро. — Совершенно один.

— И он сел за столик?

— Нет, окинул кафе взглядом…

О господи, вот и проболтался!

— Словно бы ища кого-то? — докончил за него Сантамария.

— Да-а-а. Возможно… — пробормотал синьор Воллеро… — Во всяком случае, я…

— А больше вы его не видели?

Комната была узкая, с низким потолком и толстенными стенами, да еще без окон. Самая настоящая ловушка, темница времен инквизиции… Синьор Воллеро впился глазами в натюрморт работы неизвестного художника, висевший за спиной полицейского комиссара. Испанская или неаполитанская школа.

— Да-а-а, кажется, я его видел еще раз.

— Где?

— На улице… он прогуливался.

— По-прежнему один или же с кем-нибудь?

— Знаете, как бывает в «Балуне», — сказал синьор Воллеро и сокрушенно развел руками. — Всегда…

— Знаю, знаю, — с улыбкой подтвердил Сантамария. — Всегда толпа, кто-нибудь уходит, и кто-нибудь приходит…

— Вот именно! Поэтому, откровенно говоря, не могу поручиться…

— Ну, не заметили ли вы хотя бы, кто находился поблизости от того молодого человека в желтом свитере?

— Простите, — сказал синьор Воллеро, снял очки и принялся старательно их протирать. — Откуда я могу знать…

— Естественно. Но я хотел сказать, не видели ли вы рядом с этим молодым человеком кого-либо из ваших знакомых?

— А-а! — засмеялся синьор Воллеро. — Так вот вы в каком смысле.

— Именно в этом.

— Ну… в таком случае…

Если бы он обладал наглостью некоторых своих коллег, которые лгали так же свободно, как дышали, и не моргнув глазом выдавали эскизы студентов Академии художеств за рисунки Гуэрчино, он не только разбогател бы, но сумел бы выпутаться и из этого сложного положения. Но он был классическим простаком, прямодушным и честным. К тому же комиссар разглядывал его своими пронзительными глазами кардинала времен контрореформы. Ему не оставалось ничего иного, как из двух зол выбрать большее.

— Так вот, — пробурчал он, разглядывая паутину между стеной и углом книжного шкафа, — я припоминаю… я разглядывал картинные рамы, в «Балун» я хожу исключительно ради них, и притом очень редко…

— И когда вы рассматривали рамы?..

— Учтите, это могло быть случайностью, простым совпадением… Ведь в «Балуне» бывают самые разные люди…

— Да, я знаю.

— Словом… подняв глаза, я увидал, что в одну сторону уходит тот молодой человек, а с другой…

— Ну?

Синьор Воллеро, молниеносно прикинув, сколько клиентов он потеряет из-за своего признания и сколько подробностей еще вытянет из него Сантамария, сложил руки и кинулся в «омут».

— А с другой — навстречу мне вышел синьор Кампи.

— «Я все понял»?

— «Я сразу все понял», — уточнил Сантамария.

Де Пальма прикрыл глаза рукой и яростно замотал головой.

— Боже мой, боже мой, — стонал он. — Какое невезение! Какая путаница, какая неразбериха! О мадонна, помоги мне, несчастному!

Сантамария подождал, пока представление окончится.

— Слишком много улик, — продолжал уже спокойнее Де Пальма. — Самая настоящая инфляция. Потоп. Мне даже страшно. Знаешь, чем в таких случаях все обычно кончается? Все улики улетучиваются как дым, и остается лишь обвинить кого-то в краже кур.

Он выдвинул ящик письменного стола и сбоку положил на него ноги.

— А виноват во всем этот твой Кампи. Не понимаю, почему ты к нему так благоволишь? Может, ты тоже?..

Сантамария вовсе не был настроен сейчас выслушивать остроты — ни в стиле Кампи, ни в стиле Де Пальмы. Но любопытно, что и тот и другой в трудную минуту реагировали одинаково — прибегали к лицедейству.

— Да, но ты уверен, что у этого Воллеро нет личных счетов с Кампи? — умоляющим голосом спросил Де Пальма. — Может, он половину выдумал, чтобы отомстить Кампи?

— Совсем наоборот! Мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я выудил из него эту малость.

— По-твоему, это малость?!

— Во всяком случае, Воллеро их видел и слышал.

— Кто был в большей ярости, Кампи или Ривьера?

— Кампи вообще молчал.

— А Ривьера ему угрожал?

— В нашем распоряжении одна-единственная фраза.

— «Я сразу все понял», — повторил Де Пальма. — Именно это он крикнул Кампи слово в слово?

— Да, Воллеро клянется и божится, что слышал все своими ушами и от показаний не откажется. Его совершенно ошарашило, что синьор Кампи ссорится с каким-то незнакомцем прямо на площади. Воллеро рассказал мне о ссоре еще до того, как узнал, что Ривьеру убили.

— Ты допрашивал Воллеро, ничего ему об этом не сказав?

— Понимаешь, он мог испугаться и из страха утаить остальное. Я ему сказал об убийстве Ривьеры в самом конце разговора.

— Ну и как он себя повел?

— Раз пятьдесят повторил «пропащий человек».

— Кто, Кампи?

— Нет, это он про себя говорил: «пропащий я человек». Кампи был его клиентом, клиентом с огромными связями.

— Да, твой Кампи ему этого не простит. Он ждал, что Воллеро протянет ему спасительную веревку-алиби, а Воллеро взял да и накинул ему эту веревку на шею. Но у Кампи точно нет алиби?

— Нет. Воллеро подтвердил, что говорил с Кампи после его ссоры с Ривьерой минуты две. Потом он ушел домой и ничего больше не видел.

— «Я сразу все понял», — вновь повторил Де Пальма. — Очень много и в то же время очень мало. Это могло относиться к убийству Гарроне, а могло и к их личным отношениям.

Он убрал ноги с выдвинутого ящика и одним ударом задвинул его.

— Этот твой Кампи прохвост… Почему бы ему не заняться политикой? Как это он до сих пор не стал министром?

— Так или иначе, но теперь мы его, можно сказать, поймали с поличным. О ссоре с Ривьерой он мне не сказал ни слова.

— Обманул твои надежды, не так ли? — с усмешкой заметил Де Пальма. — Знал бы ты, как сильно он обманул мои!