Иван Василенко - Часы Мериме

— Не знаю, — огорченно вздыхаю я. — Наверно, от недоразвитости.

Вдруг она вскидывает голову и со странным выражением в глазах смотрит на меня:

— Вот ты тогда, в своей сумасшедшей речи, сказал, что раньше всех прилетишь на луну. Знаешь, мне это понравилось. Ты и в самом деле мог бы отправиться на луну?

Теперь голову опускаю я и со смущением выдавливаю:

— Нет, не мог бы… Страшно… Один — не мог бы…

— А с кем? — в упор спрашивает она.

— С тобой. С тобой я всю вселенную облетел бы.

Не сводя с меня глаз, она говорит:

— Вот!.. Вою вселенную!.. Помнишь, Чехов говорил, что человеку надо весь земной шар? Но земной шар — это только любимый дом, куда мы будем возвращаться в отпуск с Марса или Венеры. На Марс полетишь?

— С тобой хоть на солнце!

— Ну, на солнце мы, пожалуй, сгорим, — благоразумно замечает она.

— Ну и что ж! — восклицаю я. — Сгорать — так вместе!..

Возвращаясь на другой день через Ростов, мы с Геннадием завернули в местное отделение Союза писателей. День был воскресный, и в комнате сидел только один человек — плотный, плечистый, в добротном коричневом костюме.

— Что, хлопцы, стихи принесли? — спросил он донским казачьим говорком. — Так сегодня день неприсутственный.

Я рассказал о тете, о ее мечте перевести на египетский язык «Молодую гвардию» и спросил, не может ли Союз дать ей творческую командировку.

— Она член Союза? — осведомился мужчина.

— Где там! Нет.

— Ничего не выйдет. Я вот член Союза с довоенного времени, а ездил на теплоходе «Победа» в турне по Европе за свой счет.

— Так то в турне, а тетя с целью изучения диалекта, — попробовал я возразить.

— Ну, не знаю, я переводами не занимаюсь, я, слава богу, свое пишу. Читали? Вона сколько написал! — кивнул он на шкаф, забитый толстыми книгами. — А насчет переводов — это вы нашего маститого поэта опросите: он переводит. Спросите — он в курсе.

Мы поехали к поэту. Дверь приоткрыл мужчина лет шестидесяти, лысый и, кажется, подслеповатый. Не снимая дверной цепочки, сказал, что он переехал в Москву.

— Как же так? — опешили мы. — Вы же вот! Вот же вы! Мы вас по портрету узнали.

— Это неважно, — сказал он. — Чемоданы уложены, билет на руках — можете смело считать, что я в Москве. — Он присмотрелся и вдруг воскликнул: — Товарищи!.. Тысяча извинений!.. Я думал, что это опять агенты по страхованию имущества… Ходят каждый день, жить не дают. Ну какое у поэта имущество!.. Заходите! Чем могу служить?

Когда я и ему рассказал о тетушкиной мечте, он спросил:

— А перевод ее Абу-ль ала аль-Маарри с вами?

— Нет, но мы можем прислать.

— Пришлите. Почитаю и откровенно скажу, стоит ли огород городить.

— Обязательно пришлю! — обрадовался я.

Геннадий и Гриша пришли в понедельник перед вечером с проводами, динамиком, наушниками и еще чем-то. Не прошло и часа, как из динамика, установленного на этажерке в гостиной, уже несся голос диктора: «Товарищи радиослушатели, проверьте ваши часы». У меня же над кроватью ребята повесили старые, из какой-нибудь кладовой извлеченные наушники. Но когда я эти наушники надел, то явственно услышал голос тетушки, хотя дверь в гостиную была закрыта:

— А теперь покажите, как выключать.

— Да очень просто: покрутите вот эту штуковину влево — и всё тут, — прозвучал ответ Геннадия.

На минуту мне стало не по себе: подслушиваю! Но тут же я вспомнил слова зеленой: «Я оказала, что уломаю эту старую ворону» — и укоры совести перестали меня мучить.

Едва ребята ушли, как явилась зеленая.

— Что это за люди у тебя были? — опросила она, по обыкновению целуя тетушку. И мне почудилась в ее голосе настороженность.

— Ах, да это приятели Яши! — ответила тетя таким тоном, будто хотела ее успокоить. — Устанавливали радио.

— Радио? Это хорошо! Значит, оперы будем слушать, — сказала зеленая, бросив на тетушку многозначительный взгляд.

Я ушел в свою комнату, плотно прикрыл дверь и надел наушники. От напряжения у меня стучало в висках. Оборудование действовало отлично: я явственно различал каждое слово, каждый звук, каждый шорох, но ничего интересного в тот день не услышал. Сплошная болтовня о каком-то подпоручике, который так влюбился в зеленую, что для охлаждения чувств прыгнул из лодки в воду в полном обмундировании.

Наконец я не вытерпел, встал, открыл дверь и вошел в гостиную.

— А я боялась вам помешать, — слащаво заговорила зеленая. Так хотелось немножко побренчать. Разрешите?

И, не ожидая ответа, подсела к пианино.

«Неужели опять «Кармен»? — подумал я. — Так и есть!»

Ударила по клавишам и страстно затянула:

Она пела и бросала на тетушку «пламенные» взоры, точно перед ней сидела не тетушка, а сам Хосе, возлюбленный Кармен. Но при слове «берегись» в глазах ее вспыхнул такой алчный огонек, что мне стало не по себе.

А тетушка, окрестив руки на груди, смотрела на зеленую и улыбалась…

На следующий день, как только в гостиной появилась зеленая, я опять вооружился наушниками. Но и на этот раз за стенкой шли пустые разговоры: о гимназисте Ликеардопуло, который так влюбился в инженю-лирик городского театра Снежину, что пустил себе за кулисами пулю в лоб. «Разве теперь умеют так любить! — патетически восклицала зеленая. — Эх, прошли времена Хосе и Карменситы! Не любовь теперь, а какое-то слюнтяйство!» Я чуть не выскочил в гостиную, чтобы дать ей достойную отповедь. «Пуля в лоб»! «Слюнтяйство»! Ах, старая кошка! Что ты понимаешь в нашей любви! Но все-таки я сдержался. Терпи, товарищ Копнигора, терпи! Не дай тебя спровоцировать!

И терпение мое было вознаграждено. По крайней мере, одна ниточка в этом клубке в мои руки попала.

Было так: утром, когда я собирался в институт, в окно гостиной кто-то постучал. Взглянув, я увидел, что за окном стоит зеленая.

— Открой форточку! — крикнула она тетушке. Когда тетя Наташа выполнила ее просьбу, она просунула в комнату какую-то книгу. — Вот, специально для тебя посылала человека в Ростов, к знакомому букинисту. Тоже в своем роде уникум. Читай и наслаждайся. — Потом, пошарив через стекло глазами по комнате, добавила: — Там я кое-что подчеркнула. Ну, читай, дуся моя! Я вечерком загляну.

«Неужели зеленая достала для тети какой-нибудь новый словарь? — подумал я. — Хочет подластиться?»

Тетя раскрыла книжку, взглянула на титульный лист и радостно засмеялась. Но вместо того чтобы поставить книгу в красный шкаф, рядом с другими словарями, она положила ее в ящик письменного стола и навернула ключ. Правда, ключ она так и оставила в замочной скважине, но книгу-то все-таки спрятала! «Нет, это не словарь», — решил я.