Шарлотта Армстронг - Утром, в день святого Патрика. Десять нитей

Книжечка шоферских прав открыла ему имя женщины: ее звали Натали Максуэлл. Проживала она в Санта-Барбара. Митч присвистнул. Теперь уже нечего и думать об отправке домой на такси — Санта-Барбара за сто миль отсюда. Он нашел еще письмо, адресованное миссис Максуэлл, и снова присвистнул. Значит, она замужем.

Более того, из письма он увидел, что она замужем за человеком, чье имя показалось Митчу знакомым. Джулиус Максуэлл! Митчу пришло на память только одно: это имя овеяно ароматом больших денег. Словом, его спутница не из нищенок. Митч заглянул в ее бумажник — в нем оказалось несколько банкнот, в общем, не так уж много. Но, перелистав ее чековую книжку, он вынужден был присвистнуть в третий раз. Ну нет, бездомной ее никак не назовешь!

Митч провел рукой по волосам и стал размышлять. Он приютил у себя богатую даму из Санта-Барбара, да еще напившуюся до потери сознания. Что же делать дальше?

В сумке не оказалось ничего, что помогло бы узнать, где она остановилась в Лос-Анджелесе.

Как же все-таки быть?

Можно бы позвонить в полицию и сбыть даму, но он с трудом представил, как это у него получится. Можно было бы позвонить в Санта-Барбара Джулиусу Максуэллу и спросить, как быть. Ну, а если мужа нет дома, тогда узнать у того, кто подойдет к телефону, где миссис Максуэлл останавливается в Лос-Анджелесе, и переправить ее туда. Одна за другой возникали эти мысли в голове Митча, и он тут же их отвергал.

Зачем, собственно, унижать человека? Зачем причинять ему неприятности? Митч не сомневался, что женщина не больна. Просто выпила лишнее, и все. Рано или поздно она придет в себя. Бог свидетель, он не питает никаких дурных намерений. Кроме того, он, Митчел Браун, — драматург, жрец искусства, апостол человеколюбия, а не какой-нибудь мещанин, который трепещет за свою репутацию и смертельно боится сделать что-нибудь такое, чего делать «не принято». Может ли он поступиться своими убеждениями и допустить, чтобы у этого человеческого существа возникли неприятности с блюстителями закона или хотя бы с мужем? Нет, это исключено.

Ну, хорошо. Допустим, что под влиянием минутного настроения и из-за вероломного дезертирства бармена Тоби он, Митч Браун, был вынужден взять на себя роль самаритянина. Почему же в таком случае не быть добрым самаритянином? Почему не помочь женщине выкарабкаться из создавшегося положения?

Мысль ему понравилась. Он даже готов был назвать ее счастливой. Правильно, надо помочь человеку выпутаться.

Митч написал записку: «Уважаемая мисс Максуэлл! Мой телефон в вашем распоряжении. Можете оставаться моей гостьей сколько вам захочется». Подписав записку, он прошел в спальню, взял легкое одеяло и прикрыл спящую. Несколько минут он постоял, всматриваясь в ее лицо, потом положил записку под ее туфли так, чтобы она сразу увидела, как только проснется, вернулся в спальню и, закрыв за собой дверь, лег спать.

Первое, что почувствовал Митчел Браун, проснувшись утром в день св. Патрика, был волчий голод. Ну, конечно, он так и не удосужился поесть накануне. Позвольте, позвольте… Ему же нужно лететь в Нью-Йорк, а он даже не уложил чемодана!

Он направился было в кухню, но на пороге вспомнил о гостье, вернулся и надел халат.

Впрочем, он мог не беспокоиться: гостья упорхнула вместе с туфлями, сумкой и его запиской. Исчезла бесследно.

Митч даже не стал терзать себя вопросом, уж не во сне ли привиделось ему. Просто женщина пришла в себя и сбежала. Гм… Даже не сказала спасибо. Наверно, перепугалась до смерти. Что ж, таковы люди! — пожал он плечами. Но сейчас ему некогда было размышлять над человеческими слабостями: предстояло сделать множество дел, а времени почти не оставалось.

Митч принялся лихорадочно прибирать квартиру. На самолет в Нью-Йорк он поспел в самый последний момент.

Едва заняв свое кресло, Митч начал страдать. Он мысленно перечитал рукопись, и им овладели сомнения. Он долго не мог уснуть, потом незаметно для самого себя забылся и проснулся уже в Нью-Йорке.

Спустя шесть недель из самолета, приземлившегося в Лос-Анджелесе, вышел Митчел Браун, драматург. Да, да, его пьеса идет в одном из театров Бродвея; впрочем, общее мнение о ней — «так себе». Критики, сплетни, денежные дела… Нет, лично он больше не мог переносить все это. Правда, пьеса пока еще не провалилась, но Митч понимал, что кончится этим, и надо немедленно вернуться домой и начать работать над новой вещью, чем скорее, тем лучше.

Все эти полтора месяца Митч, конечно, был снова оторван от мира сего, ибо что значат всякие там землетрясения, перевороты, войны, когда репетируют твою пьесу?

К себе Митч попал часов в пять вечера и у порога споткнулся о груду газет. В квартире пахло затхлостью, комнаты отнюдь не блистали чистотой, но он решил, что все это пустяки. Митч раскрыл окна, налил бокал виски с водой и, выдернув из кипы последнюю газету, присел, чтобы узнать, чем жил город в его отсутствие.

Последнее убийство… Гм… Газетчики в Лос-Анджелесе каждое убийство подают как самое сенсационное — с треском и шумом. А что сенсационного в этом? Обычная драка. Дня через два забудется.

Митч пробежал глазами вторую страницу, где сообщалось о ранее совершенных преступлениях. О двух или трех он ничего не знал. Какую-то женщину зарезал ее бывший муж. Кто-то застрелил мужчину в прихожей его собственного дома. Обычная дребедень. Митч зевнул. Вывести, что ли, из гаража машину и отправиться куда-нибудь пообедать? Каторгу можно отбывать с завтрашнего дня.

В половине седьмого Митч входил в зал давно облюбованного ресторана. Заказав рюмку виски, он углубился в изучение меню.

Минут через десять в зале появилась какая-то женщина и заняла соседний столик. Внимание Митча сначала привлекли ее туфли. Он где-то видел точно такие же. Не только видел, но и как будто держал в руках.

Митч поднял глаза и увидел миссис Максуэлл (Натали, припомнил он ее имя). Да, это была она, миссис Максуэлл, собственной персоной, одетая точно так же, как и при их первой встрече: без шляпки и в том же зеленом костюме, в той же белой блузке. Настоящая светская дама — холеная, цветущая, красивая, уравновешенная и пока совершенно трезвая.

Склонив голову набок, Митч не спускал с нее глаз, надеясь, что она почувствует это. Она и в самом деле посмотрела на него, но взгляд ее оставался холодным и не выразил ничего.

«Понятно, — подумал он. — Она же не видела меня». Чувствуя, что это начинает его забавлять, он отвел глаза, затем снова быстро взглянул на женщину. Натали Максуэлл сделала официанту заказ и с непринужденным видом откинулась на спинку стула, глядя куда-то в сторону. Все же она заметила, что к ней проявляют интерес, еще раз рассеянно оглядела Митча и тут же равнодушно отвернулась.