Шарлотта Армстронг - Утром, в день святого Патрика. Десять нитей

Бережно, почти благоговейно он собрал и сложил страницы рукописи. Один экземпляр запечатал в конверт и надписал адрес, а копии убрал в пустой чемодан. Позвонив в агентство авиакомпании, он убедился, что ему повезло: место на завтрашний утренний рейс в Нью-Йорк нашлось. На утро дня св. Патрика.

Последнее время он жил затворником. И вот теперь можно потянуться, вздохнуть полной грудью, протереть глаза и вернуться к так называемой действительности.

Итак, он, Митчел Браун, драматург (если повезет), только что окончил переработку своей пьесы, ради чего и приехал сюда, домой, в Лос-Анджелес. Кончил… Просто не верится!

Часы уже показывали четверть второго ночи; наступило, выходит, семнадцатое марта. Он был один в своей квартире на первом этаже — прокуренной, замусоренной, неубранной… Да ладно, главное сделано! Ныла спина, слезились глаза, в голове ни единой мысли. Нужно бы прибрать, поесть, соснуть, искупаться, побриться, одеться, уложиться. Но все это потом…

Он пришлепнул полоску марок на конверт и вышел из дому. Улица была темной и безлюдной. У обочин тротуаров стояло несколько машин. Он услышал, как пакет стукнулся о дно металлического ящика — теперь пьеса в верных руках почтового ведомства. Все в порядке, даже если сам он погибнет вместе с самолетом и остальными экземплярами. При этой мысли Митч чуть не рассмеялся, но, свернув за угол, вдруг почувствовал себя усталым и одиноким.

«Бар-закусочная «Длиннохвостый попугай» еще открыт», — с облегчением вспомнил Митч. Миновав один квартал, он толкнул дверь бара. Узкая комната была слабо освещена и казалась пустой. Вдоль одной стены тянулась стойка, вдоль другой разместилась закусочная — девять открытых кабин. Митч нащупал стул и сел.

— Привет, Тоби. Неважно идут дела, а?

— Привет, мистер Браун. — Появление Митча, видимо, обрадовало бармена. — В будни, да еще так поздно у меня не бывает тесно.

— Кухня уже закрыта? — поинтересовался Митч.

— Увы, мистер Браун! Придется вам поискать еще где-нибудь, если проголодались.

— Обойдусь хорошей рюмкой, — вздохнул Митч. — Дома снова яичницу сделаю.

Тоби поколдовал над бутылкой и, подавая Брауну рюмку его излюбленного коктейля, пожаловался:

— Мне давно пора закрывать, да вот ума не приложу, что делать…

— То есть?

— А вы посмотрите. — Тоби указал взглядом куда-то за спину Брауна.

Митч оглянулся и от неожиданности вздрогнул: в одной из кабин сидела женщина. Точнее говоря, она лежала, уронив светловолосую голову без шляпки на красную клетчатую скатерть.

— Осоловела мгновенно, — хриплым шепотом объяснил Тоби. — Вы понимаете, звать фараонов мне не резон — подальше от такой рекламы! А у меня болен ребенок, жена вконец измучилась. Мне надо домой.

— Черный кофе давал ей? — спросил Митч.

— Давал.

— Как она ухитрилась наклюкаться?

— Понятия не имею, — поспешно сказал Тоби. — Только не у меня. Даю слово, здесь она выпила всего рюмку-другую. А главное, она совсем не уличная. Это-то сразу видно. Как быть, не придумаю.

— Как быть? Посади ее в такси и отправь домой, — весело посоветовал Митч. — А почему бы и нет? Поищи, нет ли у нее каких-нибудь бумаг, и узнай, кто она и откуда.

— Рыться в ее сумочке? — испугался Тоби.

— Ну ладно… Давай посмотрим вместе.

Митч встал. Спиртное уже подействовало. Он снова чувствовал себя бодро и готов был дружески обнять весь мир. Право же, он человек утонченный и прекрасно понимает, что рожден для того, чтобы понимать всех и каждого.

Они подошли к женщине и приподняли ее голову.

Лицо женщины расплылось в пьяном сне и все же не казалось безобразным. Оно не было ни юным, ни старым. Женщина была хорошо одета и совсем не походила на бездомную.

Она открыла глаза и вежливо сказала:

— Прошу прощения.

Она еще не пришла в себя, но, как видно, была близка к этому. Браун и Тоби помогли ей подняться. Держась за них, она могла стоять. Митч подхватил изящную и, видимо, дорогую сумку женщины. Вдвоем они повели ее к двери.

— Может быть, на воздухе ей станет лучше? — с надеждой спросил Тоби.

— Может быть. Стоянка такси возле кинотеатра. Пока мы туда дотащим…

— Мне нужно закрыть заведение, — недовольно пробурчал бармен. — Не могу же я бросить его так!

— Тогда ступай, — ответил Митч, чувствуя, как незнакомка тяжело повисла у него на руке. — Я ее держу.

Браун двинулся дальше по тротуару и услышал, как позади него щелкнул замок запираемой двери. Женщина послушно переставляла то одну, то другую ногу. Размышляя над тем, каким странным и неожиданным оказалось для него возвращение к этой самой «действительности», Митч протащился со своей спутницей полквартала и только тогда понял, что бармен слишком буквально истолковал его слова и уже не придет ему на помощь.

Деловая часть города уже обезлюдела, они двигались в каком-то совершенно пустом мире. Кое-как Митч добрался до угла улицы и тут обнаружил, что на стоянке нет ни одного такси. В этот поздний час здание кинотеатра, как и следовало ожидать, было погружено в темноту. И опять Митч подумал, что, видимо, не сразу вновь привыкнет к обыденности жизни. Нет, он не может передать женщину первому подвернувшемуся шоферу такси или полицейскому — не может хотя бы потому, что их нет поблизости. Впрочем, Митч и не решился бы остановить машину: водитель в такой час мог заподозрить неладное, а то и просто испугаться бы. И он поступил так, как только мог поступить: двинулся дальше.

Женщина все так же машинально переставляла ноги. Митч решил, что на воздухе она придет в себя, и тогда можно будет спросить, чего же она хочет и что он должен для нее сделать. Тогда все встало бы на свои места. Например, он отвез бы ее на своей машине…

Но свежий воздух не помог его спутнице. Она все чаще спотыкалась, все тяжелее повисала на его руке, и вскоре ему пришлось почти тащить ее. Митч уже поддерживал ее обеими руками, не давая ей упасть, и тут вдруг заметил, что стоит перед своим домом. Ну что ж, теперь не остается ничего другого, как отвести ее к себе; он узнает, кто она такая, и по телефону вызовет такси.

За время его отсутствия в квартире не стало чище. Митч отпустил женщину, и она бессильно повалилась на кушетку. Он подумал, что надо, пожалуй, помочь ей принять более удобную позу, и положил ее ноги на кушетку. Красивая туфля из тонкой зеленой кожи с маленькой медной пряжкой и каблуком-шпилькой соскользнула с ноги незнакомки. Вторую Митч снял сам. Предаваясь возвышенным размышлениям о женщинах и женских каблучках, он поставил обе туфли на письменный стол и рядом положил сумку — она была из такой же зеленой кожи. Он понимал, что не совсем удобно рыться в вещах постороннего человека, но иного выхода не было.