Ким Ньюман - Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

А скрыть он поначалу намеревался фамилию Мориарти.

— Профессор Мориарти? — спросила я.

— Да. Уж о нём-то вы точно слыхали.

— Он был клиентом «Бокс бразерс»?

— Одним из первых. Как и Моран.

— Это его сейфовая ячейка?

— Да. Внутри лежала колода порнографических игральных карт эдуардовских времён я их выставила на электронном аукционе «еВау». Нитка жемчуга — её отложила себе на старость. И вот это. Ну как, хотите почитать?

Конечно я хотела. И прочитала. И теперь рукопись (с незначительными редакторскими исправлениями) перед вами.

Филомелию Бокс мало заботило (да и сейчас не заботит), подлинные ли это мемуары. Хотя она живо интересовалась возрастом манускрипта. Но автор уже давным-давно отправился в мир иной, и никто не предъявит финансовых претензий.

Мы провели необходимую экспертизу, и я с уверенностью могу заявить: это сочинение полковника Себастьяна Морана. Лексика и синтаксис соответствуют лексике и синтаксису двух его опубликованных работ — «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях» (1881) и «Три месяца в джунглях» (1884)… хотя в данной рукописи он гораздо меньше стесняется в выражениях. Моран также признаётся в авторстве доселе считавшегося анонимным труда «Девять ночей в гареме» (1879) и таким образом невольно разрешает давнишний академический спор {6} 6 Доктор Пол Форрестер во вступлении к своей так долго готовящейся к публикации и в остальных отношениях замечательной работе (Издательство университета Бричестер, 2004) отметает кандидатуру полковника Морана и называет в качестве вероятного автора лорда Джона Рокстона. Я уже писала в отзыве на данную работу (журнал «Современная история», февраль 2005), что все «неопровержимые доказательства» доктора сводятся к анализу обширной охотничьей терминологии, используемой в «Девяти ночах в гареме», а это с равным успехом может указывать и на авторство Морана. В данный момент мы ожидаем от Форрестера опровержения. . Рукописные листы датируются приблизительно 1880-м и 1910-м годами. Полковник использовал разную бумагу и разные чернила, а следовательно, работал с перерывами, на протяжении двадцати лет. Вероятно, некоторые главы написаны в принстаунской тюрьме, где Моран отбывал заключение с 1894 года.

Машинописный экземпляр подтверждает его явное желание опубликовать свой труд. Возможно, Морана подвиг к этому коммерческий успех других мемуаров, которые к тому времени уже были изданы (в них описываются многие из упоминаемых здесь событий). Разумеется, авторы последних не признавались публично в тяжких преступлениях; и это, наверное, заставило Морана усомниться в успехе предприятия. Он подумывал выпустить своё творение в свет то ли в 1923-м, то ли в 1924 году. Именно тогда текст и был напечатан. Мы не можем с уверенностью назвать человека или людей, которые набирали рукопись {7} 7 В послевоенные годы «Бокс бразерс» предлагал клиентам конфиденциальные услуги секретаря. Судя по платёжным ведомостям начала двадцатых годов, можно предположить, что текст воспоминаний Морана набирала на машинке либо Кейтлин Грейторекс (известная как отравительница с Пентон-стрит), либо Эльза Шанк-Голдинг (её обвинили в шпионаже и расстреляли в 1943 году). , но можно со всей уверенностью утверждать: сам Моран этим не занимался, хотя и вычитывал набор — именно ему принадлежат заметки и исправления.

В полной мере оценить достоверность мемуаров Морана невозможно без дополнительной экспертизы. А Филомелия Бокс, отбывающая сейчас семилетний срок в тюрьме открытого типа Аскхем-Гренж, такое мероприятие финансировать не собирается. Учитывая, что автор характеризует себя как мошенника, лжеца, подлеца и убийцу, мы вынуждены задаться следующим вопросом: а был ли он честен в написании автобиографии? Однако полковник, по всей видимости, особенно в зрелые годы, испытывал потребность в правдивом изложении событий. При жизни Себастьяна Морана считали отъявленным мерзавцем, но его знаменитый сообщник моментально угадал в нём то, что современная психология окрестила бы адреналиновой зависимостью. Вероятно, когда в силу преклонного возраста полковник уже больше не мог развлекаться привычным образом, волнующая работа над книгой, за которую он вполне мог угодить на виселицу, заменила ему и тигров, и преступления. Хотя начал он хронику злодеяний Мориарти, будучи ещё вполне здоровым джентльменом средних лет, — и при этом активно помогал вышеупомянутые злодеяния совершать.

Проверив все даты, имена и события, которые поддаются проверке, можно сделать следующий вывод: Моран — вполне надёжный источник информации, гораздо более надёжный, чем иные не столь закоренелые преступники.

Касательно самого текста: в авторские синтаксис и правописание я внесла лишь незначительные изменения — только там, где этого требовала повествовательная логика. Всё-таки Моран учился в Итонском колледже. Некоторые современники держали его за дурака, но на самом деле полковник был хорошо образованным, начитанным, умным мужчиной и умел при желании стройно выражать свои мысли. В рукописном тексте он чересчур обильно использует дефисы и тире, в гранках их уже меньше, а я, в свою очередь, тоже внесла некоторые поправки. Моран следовал современным ему нормам (в девятнадцатом веке, например, писали «кау-бой» и «вер-вульф»), и это могло бы смутить нынешнего читателя.

Я устояла перед искушением и не выкинула разнообразные отступления и ничем не подкреплённые ссылки: они ставят перед нами множество любопытнейших вопросов, но, увы, информации, чтобы на них ответить, недостаточно. Тщательная проверка сейфов банка «Бокс бразерс» не выявила других трудов Морана, так что мы, по всей видимости, так и не узнаем ничего ни о «Вер-вульфе в Эссексе», ни о «Деле зада альпиниста».

Возможно, это вас удивит, но Моран, несмотря на свою прямоту, проявил некоторую склонность к внутренней цензуре. Поймите меня правильно, викторианцы ругались почище нас с вами. Полковник раз выиграл состязание в сквернословии между представителями флота и армии, проведённое в Бомбее в 1875 году: одолел «знатнейшего боцманюгу английского флота» — бранился на полчаса дольше последнего, ни разу не повторившись и не прервавшись, но, напротив, проявив недюжинную изобретательность. Однако в рукописи Моран бранные слова заменял знаками тире. Некоторые страницы поэтому напоминают зашифрованные отчёты ЦРУ. В печатном варианте всё несколько разборчивее, но ругательства также замаскированы (например, с…a или даже …… и так далее). Я сохранила подобные анахронизмы там, где требовалось.

Пришлось опустить пассажи, которые современный читатель мог бы счесть нелепыми или оскорбительными. Некоторые отрывки, касающиеся расовых проблем, секса и политики, есть в рукописном, но отсутствуют в машинописном варианте. По всей видимости, сам Моран в них сомневался. Полковник не чурался порнографии, поэтому описания половых актов пестрят бесчисленными омерзительными подробностями и занимают огромное количество страниц. Точно так же как и описания скачек, карточных игр и охоты на крупную дичь. Если подобные отступления не были напрямую связаны с повествованием, я убирала их из текста. Они имеют сугубо академический интерес, а представительница академических кругов в моём лице в таких вещах не особенно заинтересована. Недаром «Охота на крупного зверя в Западных Гималаях» уже сто лет как не переиздаётся. Будь Моран всего-навсего распутным охотником на тигров, его давно бы позабыли. По его же собственному признанию, если потомки и запомнят Себастьяна Морана, то только как сообщника Мориарти. В данном издании я уделила внимание в первую очередь этим взаимоотношениям и избавила читателя от подробностей, которые выставляют полковника в ещё более гнусном свете, чем его склонность к воровству, разного рода подлостям и насилию.