Леонид Звмятин - Смерть приходит в розовом

Верочка не выглядела чересчур печальной, хотя и старалась придать лицу соответствующее выражение. Да и длинный голубой халатик как-то не гармонировал с трауром души, если таковой присутствовал.

— Простите, что принимаю вас по-домашнему.

— Ничего страшного, это даже будет располагать к большей откровенности, — в свою очередь намекнул я на серьезность предстоящего разговора.

— Проходите, пожалуйста, — она сделала пригласительный жест рукой в сторону зала.

— Не задержу вас? — запоздало осведомился я. — Будний день, и вас, видимо, ждут на работе.

— Работа… — повторила она, и в ее тоне прозвучала настоящая горечь. — Я не работаю, так что можете располагать моим временем.

Выяснять, почему не работает и на какие средства живет, не стал. Нетактично, все-таки женщина.

На низеньком столике перед диваном стояли бутылка коньяка, две рюмочки, на тарелке — фрукты.

— Присаживайтесь и давайте помянем Тамару, — предложила Верочка.

Короткий ритуал поминовения происходил молча, и лишь когда донышки пустых рюмок соприкоснулись со столом, Верочка обеспокоенно спросила:

— Считаете, что эта череда убийств может затронуть еще кого-то?

— Не исключено, если творящий зло не будет изобличен или не будут устранены побуждающие совершать его это зло мотивы.

— Боже праведный! — воскликнула она и приложила руки к груди. — Спаси и сохрани нас.

В этот возвышенный момент я сообщил ей:

— Перед смертью Тамара звонила вам.

Пальчики Верочки дрогнули, сжались в кулачки, руки безвольно упали на колени. Она смотрела на меня изумленно, растерянно и недоверчиво. Казалось, дар речи к ней вернется нескоро, настолько ошеломляюще подействовали мои слова, но вот Верочка мотнула головой, словно отделывалась от наваждения, и вместо объяснения настороженно попотчевала меня вопросом:

— А вам откуда это известно?

— На то я и сыщик. Но суть не в этом, подслушивал я или подсматривал, а может быть, у меня ясновидение, суть заключается в другом — в телефонном разговоре, который, как понимаю, состоялся между вами, не так ли?

— Ну да, — подтвердила Верочка безо всякой охоты.

— Она пригласила вас к себе домой, — дал я понять, что содержание разговора мне известно.

Верочка согласно кивнула.

— Зачем?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Тамара, чувствовалось, была сильно расстроена и, возможно, хотела совета или пожаловаться на судьбу.

— И вы начали немедленно собираться?

— Знаете, — Верочка заволновалась, — я передумала идти к ней, хотя и обещала. Не хотелось больше прикасаться к их склокам, сплетням, тем более я уволилась, зачем мне быть третейским судьей. Решила спустя некоторое время позвонить и придумать что-то уважительное, лишь бы не встречаться с ней.

— Позвонили?

— Нет, — поколебавшись, призналась Верочка.

— А она ждала вас и, обознавшись, открыла дверь убийце.

— Не понимаю, о чем вы, — на меня смотрели широко открытые глаза.

— Убийца — женщина, и что самое интересное: пришла она в том же розовом платье от Юдашкина, — пояснил я.

— Вы… вы… — Верочка не находила слов. — Вы сочиняете. Откуда вам это известно?

— В наше время техника дошла до всего, — не стал я раскрывать тайну своего унизительного пребывания под диваном. — К сожалению, лица незваной гостьи разглядеть не удалось. Но у нее имеются отличительные приметы: заметный шрам на правом бедре, а на запястье две буквы «С», — и я выразительно посмотрел на ее правую руку. Она одернула рукав халатика. — Вам не встречалась женщина с такими метками?

— Нет! — отрезала категорично.

Ее ответ нисколько не смутил меня, и я продолжил:

— Достоверно выяснено, что Окунев приобрел четыре платья. Три обладательницы дорогих подарков известны, но вот четвертая…

— Уж не хотите ли вы сказать, — загорячилась Верочка, — что четвертое платье принадлежало мне и я отдала его напрокат убийце?

— Она ждала вас, — стоял я на своем, — и уверен: в заблуждение ее ввело именно платье, этот своеобразный отличительный знак, иначе Тамара не впустила бы незнакомую женщину.

Лицо Верочки покрылось пятнами, она порывисто поднялась и сделала резкий жест рукой со словами:

— Идите, проверьте весь мой гардероб, если считаете, что платье, которого у меня никогда не было, уже вернули.

Я сидел, несколько сконфуженный проявлением женских эмоций, не пытаясь возразить или успокоить.

— Или, может быть, вы думаете, это я стреляла в Тамару? — Верочка подступила ко мне почти вплотную. — Тогда убедитесь: у меня нет никакого шрама на правом бедре.

И дальше последовало уже совсем неожиданное: она, как фокусник, еле уловимым движением сбросила с себя халат и предстала совершенно обнаженной. Крутанулась на месте, давая созерцать свое тело, и застыла лицом ко мне. Вернее сказать, мои глаза оказались напротив ее часто вздымавшегося животика. В голове у меня все перепуталось, помутилось, инстинкт брал верх над рассудком, но я, в море проблем забывший про женщин, наверное, нашел бы в себе силы сдержаться от ответного порыва, если бы не продолжающаяся провокация Верочки. Она опустилась ко мне на колени, обхватила меня за шею и, неровно дыша, призывно зашептала в самое ухо:

— Будьте моим последним мужчиной. Не думайте о своей жене, переступите через уже ненужную вам верность, как это сделала она: не задумываясь, изменила вам. Отомстите ей. Вы ощутите, как сладок этот миг мщения.

Ее слова действовали как гипноз, порождая полное безволие. В эти мгновения я не задавался вопросами: какие цели преследовала Верочка, соблазняя меня, и почему я должен стать ее последним мужчиной, мой разум оказался полностью во власти мысли о мести. Казалось, станет легче, несомненно будет легче, уйдет навсегда эта поедающая нервы ревность, а вместо нее поселится маленькая тайна о пикантном приключении, которая и начнет греть душу, вытеснив оттуда мучительное чувство, вызванное предательством жены. И я «отпустил тормоза».

От Верочки ушел ранним утром, но никакого удовлетворения или даже маленького облегчения не испытывал. На душе было пакостно и совестливо…

Тупик — так однозначно воспринимал я итог своей сыскной самодеятельности, лежа, разбитый и безучастный, на родном диване после страстной ночи. Я, образно говоря, уперся в высокий забор, и не просматривалось ни малейшего шанса отыскать в нем хотя бы маленькую щелочку. В который раз пытался анализировать все имеющееся в моем распоряжении по факту двух убийств, подключал логику, но результат оказывался прежним: криминальная задачка не решалась. Махнуть рукой и смириться? Носить до конца жизни клеймо «муж жены-убийцы»? Со временем, конечно, все сгладится, переживания рассосутся, боль поутихнет, а если изредка и будет возникать, то лишь как напоминание о бездарности и бессилии перед более коварным и изворотливым противником.