Сергей Белан - Казна Херсонесского кургана

— Нет! — тяжело, со вздохом выдавил Аркаша. — Как хочешь Маркиза, но на такое не пойду.

— Я тебе за яйца не тащу, — она поглядела в зеркало, поправила губки. — Тряпка ты, все правильно… С тобой каши не сваришь. Да ладно. Я так понимаю, ты теперь из кабаков вылазить не будешь; задание несложное — попадется подходящий мужик, дай знать. Меня с двух до трех всегда здесь найдешь. И еще: ты у нас мальчик неопытный, чтоб никаких грузин, армян и прочих там… Лучше всего офицеры от майора до полковника…

— И чем это нам армяне с грузинами не угодили, — съехидничал Аркаша, — или у нас уже расовая дискриминация?

— Отнюдь, — Маркиза не приняла его шутливого тона. — Просто с кавказцами работать нужно тонко, тут нельзя ошибаться, так что этих я буду искать сама. Офицеры — совсем другое, у них можно забрать все, оставь лишь мундир и документы. Жаловаться не пойдут — пуще смерти боятся огласки. Не дай бог узнают жена, начальство — затеют служебное разбирательство на тему «моральный облик командира и о потере бдительности». Ну, а что старший офицер лучше просто лейтенанта, надеюсь, понимаешь сам. У лейтенанта взять нечего.

— Понятно, если что подвернется — услужу. — Аркаша встал со скамейки. — Схожу на море, искупнусь, потом похаваю. К вечеру надо быть в форме, а то эта фурия из меня быстро все соки выпьет.

— Ступай с богом, котик, и помни о моем предложении — передумаешь, дай знать…

Желтобрюхий «Икарус», сверх всяких пределов набитый народом, напоминал обожравшуюся гусеницу. Тяжело, но упорно он тащился в гору. Внизу, в огромном котле, в клейком, сгущенном воздухе томилась перегревшаяся, суетная Ялта, сверху простиралась горная гряда с плавным, будто кто-то прошелся ножницами, рельефом вершины, на которую полз, наступал цепкий, настырный лес. Но ни Боб, ни Мироныч видеть это, увы, не могли — сдавленные со всех сторон, безбожно спрессованные собратьями по несчастью — другими пассажирами, они смахивали на сиамских близнецов, запечатанных в консервную банку, — ни рукой, ни ногой не пошевелить! И это при удушающей жаре!

— Знаешь, Боб, сказать, что мы тут, как сельди в бочке — это значит ничего не сказать, — попытался невесело шутить Мироныч.

— Эт-точно. Нигде так не ощущаешь свою причастность к клану гомо сапиенс, как в очередях и общественном транспорте, — ответил приятель и добавил: — и все же селедкам полегче будет, они-то хоть в рассоле…

Впрочем Боб сетовал напрасно — рассол вскоре появился; автобус еще не взобрался на перевал, а их спины уже были липки и мокры, лбы покрылись испариной. Вдруг в монолитной массе пассажиров обозначилось некоторое волнение и дружные охи и вздохи перекрыл хриплый простуженный голос:

— Обилечиваемся, граждане!.. Приготовьте деньги!.. Ровные — на сдачу мелочи нет!

— Шо за деньги?! Какие деньги?! — возмущенно вопрошал кто-то рядом с явным одесским акцентом. — Да за такой комфорт нам должны доплачивать, за то шо мы согласились залезть в эту колымагу. Или я не прав?!

Послышались сдавленные возгласы одобрения.

— Они на эту душегубку кондуктора еще держут, — продолжал тот же голос. — Везут шо дрова… Дэ цэй кондуктор — я расскажу ему анекдот, як Шмуля в трамвае ездил…

— Да он замучится сюда лезть, дурак что ли, — предположил кто-то.

И все-таки, когда тучная женщина с кожаной сумкой возникла перед друзьями, они подивились ее фантастической проходимости.

— Докуда едете, хлопцы? — спросила она.

Мироныч ответил.

— По сорок копеек.

Они кое-как расплатились, думая о том, что отдали бы и в десять раз больше, лишь бы это злосчастное путешествие поскорей завершилось. Предлагали же на автовокзале на такси до места подбросить — отказались. Зато теперь дешево, но сердито.

Когда кондуктор скрылась из виду, Мироныч сказал:

— Вот кому героя соцтруда давать надо.

Боб промычал в ответ что-то невнятное, язык словно иссох, одеревенел и отказывался ворочаться.

— Хорошо хоть мы в Ялте на пивко не польстились, — пытался разговорить уже совсем скисшего друга Мироныч, — а то что б было…

— Что? — с выпученными, как у вареного рака глазами, спросил. Боб.

— У нас бы полопались мочевые пузыри и мы б ошпарили себе коленки.

— Сказанул, — выдавил из себя Боб, а затем тихо и доверительно шепнул на ушко другу: — Да я и без пивка сейчас тресну, как гондон бракованный, невмоготу уже…

— То-то я смотрю ты притих. Держись…

Тем временем автобус все-таки двигался вперед, кондукторша лениво выкрикивала название остановок: «Стройгородок!», «Гаспра!», «Кореиз!», название каких-то санаториев, народ потихоньку выходил, в салоне стало посвободней. Можно было размять затекшие конечности и вздохнуть полной грудью. Наконец после очередного спуска объявили конечную остановку маршрута, автобус заехал на небольшой пятачок и остановился напротив неказистого здания автостанции. Симеиз.

Уже вечерело. Потные и злющие, они выкатились на свежий воздух и первым делом бросились вниз по ступенькам в бункер туалета, который, к счастью, оказался рядом. Потом, поднявшись наверх, облегченно перевели дух, огляделись.

— Все, Боб, кажись, финита! — сказал Мироныч, вытирая лицо, влажным платком. — Я тоже думал, с ума сойду в этой адовой клоаке.

— Это еще не финита, — вяло отозвался Боб, — вот найдем крышу, тогда…

— А как тут ее искать, черт знает. Джексон, помнится, говорил, что здесь, на автостанции, бабульки кучкуются, предлагают, да что-то не видно никаких бабулек.

— И вон смотри, будка — «Бюро по найму жилья», — показал Боб, — так она вроде паутиной поросла.

— Видать, Боб, таких, как мы, пилигримов здесь пруд пруди — шампанского и ковровых дорожек не предвидится. Придется вести самостоятельный поиск методом слепого тыка.

— Тогда пошли — коротать ночь под кипарисами удовольствие небольшое, — безрадостно заключил Боб.

Они пересекли площадь и наткнулись на автоматы газводы. Два из трех работали.

— Выпьем по стаканчику? — предложил Мироныч. — Я в этом дурном автобусе истек, как медуза на солнцепеке. Медь есть?

Боб выгреб из кармана мелочь, и Мироныч опустил троячок в прорезь. Автомат натужно загудел, как самолет на старте, задрожал, затем благодарно хрюкнул и снова застенчиво замолчал, не выдав, однако, ни капли влаги. Мироныч с отчаянья ударил его пару раз по корпусу, но это ничего не изменило.

— Мироныч, я давно заметил, что невезуха — мать твоя крестная, — сказал Боб. — Из двух горящих автоматов один не работал и ты, как всегда, не угадал. Учись, студент…

Он достал еще один троячок и опустил в другой автомат. Тот молча проглотил монетку с таким же результатом, не удостоив жаждущего даже звуковым сопровождением.