Гунар Цирулис - Не верьте в аиста

Нет, мотор был в исправности, передние колеса тоже поворачивались, ни за что не задевая. Петер становился все веселей.

— С твоим дурьим везением можем спокойно газовать через всю Юрмалу — никто ничего не заметит.

Альберт же никак не мог прийти в себя.

— Нет, нет! — упрямо мотал он головой. — Домой в таком виде я показаться не смею.

Петер пожал плечами, однако попробовал переубедить парня, понуро сидевшего за рулем и похожего на резиновую куклу, из которой выпустили воздух.

— Если машину кто-нибудь обнаружит здесь — прав тебе не видать как своих ушей. Заставят дуть в пробирку, унюхают алкоголь и составят такой протокол, что главный автоинспектор пальчики оближет…

— Тут мы оставаться не можем, — поддержала Ингрида. — Прошу тебя, Берт, не валяй дурака, поехали!

Легко сказать. А как это сделать, если в его отяжелевшей башке умещается всего одна мысль: «Все пропало, всему конец, мать больше никогда не даст машину, я никогда больше не смогу покатать Ингу, она больше никогда не захочет со мной встречаться…» Все прочее тонет в черной пучине безнадежности — и нигде нет даже соломинки, чтобы ухватиться. От тоскливой пустоты будущего и плаксивых попреков матери и унылых воспоминаний могло спасти только чудо. Чудо или же…

— Оставь-ка нас вдвоем, Ингрида, — сухо потребовал Петер и на месте пресек попытку девушки протестовать: — Не бойся, я его не обижу, иди!

Он взял Альберта за лацканы куртки, выволок из машины и крепко встряхнул. Затем, не выпуская, как следует наорал на него:

— Будь мужиком, черт тебя побери! Слезы и квохтанье никому еще не помогли.

— Я уже и сам хочу… — голос у Альберта все еще дрожал.

— Хотеть — этого еще мало, — грубо перебил его Петер. — Впрочем, говори!

— Я не должен был с такой скоростью ехать, тогда ничего бы не случилось. Если бы я знал…

— Если бы у моей тетки были колеса, я подарил бы ее тебе вместо «Волги» и ты раскатывал бы как у Христа за пазухой, — издевался над ним Петер, а потом с места в карьер, без обиняков: — Хватит с тебя, если дома все будет шито-крыто?

— Сказка! Да я согласен все отдать…

— Всего мне не надо. Только придется делать то, что я скажу, — сухо сказал Петер.

Вот оно, спасенье! И, по-видимому, расплата за эту неделю с Ингридой. У продолжения все равно будет своя цена — в этом Альберт не сомневался. Понимал, что задаром ничего на этом свете не делается. И все же решился. Будь что будет! После этой аварии, кажется, ничто не может быть страшнее, и притом часть пути он ведь еще сможет пройти рядом со своей Ингой!..

— До ее стариков доедешь обратно? — не дожидаясь ответа Альберта, Петер продолжал: — Драндулет оставим в сарае, заберем с собой номера и поедем с последним поездом. Во сколько вернется твоя мать из гостей?

— Она собиралась заночевать в Риге, но обязательно приедет утром, чтобы накормить меня завтраком.

— Успеем.

— А если заглянет в гараж?

— Увидит серую «Волгу», которая пока что спокойно стоит в лесочке около кэмпинга «Вайвари». Она же не станет проверять номера шасси и двигателя… По дороге я тебе все объясню. Ингрида, едем!

…Спустя четыре часа по темной, безлюдной улице Коку ехала серая «Волга» с номерными знаками машины Альбертова отца, остановилась у ворот его дома. Альберт вылез, растворил ворота, загнал машину в гараж и тщательно запер двери.

Затем в окнах первого этажа вспыхнул свет и через несколько минут снова погас.

Соседи крепко спали. Даже Чомбе не подал голоса, — он успел привыкнуть к ночным поездкам Альберта.

Распахнув ставни настежь, мадам Зандбург сразу поняла, отчего сегодня проспала — утро понедельника было туманным и по-осеннему прохладным. Дождь кончился, но воздух все еще был напитан влагой, подымавшейся от мокрой лужайки. Болели все кости, повысилось кровяное давление, неистово ломило затылок — к перемене погоды. Но мадам Зандбург не намеревалась залезать обратно под одеяло и принимать лекарство. Она принадлежала к той категории больных, что предпочитают переносить свои недуги на ногах. Лишь бы нашелся охотник терпеливо выслушать жалобы, поговорить о симптомах, и сразу стало бы легче.

К счастью, за оградой показалась тетушка Курсис — она вышла в сад подобрать опавшие за ночь яблоки. Накинув на плечи брезентовый плащ зятя, мадам Зандбург направилась к соседке.

— На вашем месте я не стала бы вожжаться со спекулянтами-перекупщиками, — порекомендовала она из-за изгороди. — В наши годы ничуть не грешно побывать на людях — и в такую погоду тоже. Свою клубнику я всегда вожу на базар сама.

— Послушай-ка, соседка! — сразу клюнула тетушка Курсис. — А может, вы и здесь бы?.. А разницу — пополам.

— Ни за какие деньги! — тут же заартачилась мадам Зандбург. — Это вам не Вентспилс, где меня каждый знает как честную гражданку. Еще подумают, что яблоки эти так, для блезиру, а на самом деле по заданию зятя за людьми поглядываю.

— А мне вот страшно, что обворуют! — вздохнула тетка. — Если не меня на рынке, так здесь в дом заберутся, покуда буду там торговать.

— При таких соседях, как мой зять, вам даже для птиц пугала не нужно… Все замки можете смело заложить в ломбарде.

— Чего же тогда свои собственные вещички проворонили, если у вас такой пинкертоновский нюх? — простодушно спросила тетушка Курсис.

— Вы что, в самом деле не понимаете? — мадам Зандбург привстала на цыпочки, чтобы придать своему сообщению большую весомость. — Бросила как приманку. А теперь попадется на удочку целая банда грабителей, почти все концы уже в наших руках… Тсс! — увидев приближающегося к садовой калитке Кашиса, она прижала палец к губам: — Но пока об этом никому ни полслова!

Хвастливое заявление мадам Зандбург почти соответствовало действительности. И Кашиса особенно мучило именно это «почти». Он недолюбливал это понятие. «Мы почти арестовали преступника. Это означает, что его упустили, — нередко говорил подполковник. — Когда мне докладывают, что почти все подозрительные лица проверены, я готов дать голову на отсечение, что единственный настоящий виновник не проверен».

По понедельникам, когда подполковника на столе ожидала целая кипа донесений за субботу и воскресенье, он всегда ехал на работу на служебной машине. С помощью радиотелефона, связанного с диспетчерским пультом дежурного по управлению милиции, можно было уже в дороге начинать действовать.

Однако сегодня Кашис даже не снял трубку, чтобы получить сведения о важнейших происшествиях. Хотелось перебрать в памяти все известные на данный момент факты и только на их основе, не подпадая под влияние ни эмоций новичка Яункална, ни интуиции такого опытного следопыта как Лаува, построить логический план дальнейших действий. Это было, разумеется, чистой случайностью, что кража тещиных вещей дала возможность задержать Завицкого. К тому же невозможно доказать, что он вскрыл и обокрал камеру с вещами Зандбург. Суд не убедить одними признаниями Завицкого. Там потребуется предъявить вещи или, по крайней мере, назвать посредника, который взялся продать похищенное. Но арестованный не желал или не мог этого сделать. Так легко признаться в попытке украсть портфель было форменным безрассудством со стороны Завицкого. Получалось, что он охотно принимает на себя вину за это преступление, с тем чтобы не быть обвиненным в совершении другого, более тяжелого. И его удивление при задержании было грубым и неумелым наигрышем. Стоп, стоп! — остановил себя подполковник. Это уже из другой оперы, логический вывод, а не объективная истина… К сожалению, шероховатая поверхность свиной кожи, из которой сделан портфель, не дала возможности индентифицировать отпечатки пальцев. Доказано было лишь то, что деньги похищены из кассы колхоза. Не подлежал сомнению и факт, что в ту злополучную ночь в поезд на станции сел всего один пассажир — вероятно, это был разыскиваемый грабитель. Однако при скудном ночном освещении ни билетный кассир, ни проводница вагона не сумели как следует рассмотреть его лицо. Эксперимент с рисованными портретами дал противоречивые результаты, в суд с ними лучше не соваться… Ладно, допустим Завицкий случайно наткнулся на портфель с деньгами. Почему же тогда никто за ними не приходит? Неужели преступники почуяли, что на вокзале их ожидают не похрустывающие десятки, а наручники?..