Гелий Рябов - Мертвые мухи зла

- Они похоронили Веру, - Таня произносит фразу пустым, безразличным голосом. - О покойниках не говорят плохо, но Вера была дрянь.

- Зачем же они рисковали?

Она улавливает насмешку.

- Они рисковали. Они ее спрятали. Навсегда. Риск был, если бы ее нашли. Все об этом. Ты уверен в своем открытии?

- Ваше доверие, товарищ, я оправдаю.

Она фыркает и отворачивается к окну. Как она непримирима... Это печально. Для меня.

Шувакиш, выходим, я помню карту Соколова - в книге. Мне кажется, что я уже был в этих местах. По сторонам железной дороги лес, идем вдоль насыпи, потом через поле. Вот и переезд...

Волнение нарастает. Валентин и Карсавин нервно закуривают. На них потертая рабочая одежда, в руках штыковые лопаты. Неглупая предосторожность...

Входим в ту часть дороги, которая спряталась в лиственном лесу. Он особенно густ в этом месте, солнце едва касается мокрой колеи дробящимися лучами. "Ишь, как разросся... - замечает Карсавин, оглядываясь. - Не иначе - на крови..."

Нарочито народная манера разговора неприятна мне. Ускоряю шаг и... вот он, мостик. Или гать. Какая разница...

Они потеряно ходят вокруг, у них побледневшие лица и запавшие глаза, я вижу, как в пальцах Валентина мелко подрагивает папиросный мундштук.

- Здесь? - недоверчиво произносит Карсавин. - Это невозможно! Чушь! Надо быть полным идиотом, чтобы швырнуть голых покойников в дороге!

- Или гениальным преступником... - вяло отзывается Валентин. - Мне не приходилось ни читать, ни слышать о подобном. Способе. Сокрытия следов...

- Давайте к делу, - Карсавин плюет на ладони. Надо же... Заправский дорожный рабочий. - Помоги...

Вдвоем с Валентином они оттаскивают в сторону три или четыре шпалы и начинают яростно копать. Через пять минут сдавленно звучит голос Валентина:

- Кусок железа... Что бы это значило...

Карсавин берет находку в руки и... роняет. На лице - ужас.

- Это... это...

Я уже понял, что это такое. Тазовая кость; она черно-зеленого цвета.

- Ну, вот... - говорю некстати. - Кто ищет - тот всегда... Да.

Они снова копают, и на краю ямы появляется мощный череп: черный, видны остатки волос, оскал сверкает... золотом.

- Боткин? - говорит Карсавин. - Нет. Скорее, Анна Демидова...

- Да оставьте вы свои глупости! - кричит Таня. - Оставьте. Нужны доказательства, а не болтовня!

- Доказательства есть, - Карсавин показывает челюсть с золотыми зубами. - Золото. А работа - ремесленная. Это же видно... Только служанка могла себе сделать такие...

И еще один череп. Зубы вставные. В отличие от первого, они сделаны из белого, совсем не потемневшего металла. И "работа"... Даже я вижу, что она - ювелирна. Дантист обладал несомненным талантом.

- Женщина... - бормочет под нос Валентин. - Лет пятидесяти или чуть меньше... Это не сталь, не серебро - тем более. Это - платина. Ясно.

- А почему не мужчина? - вопрошает Карсавин.

- Долго объяснять... Я окончил три курса медицинского, я понимаю... И зубы... Гений делал. Можно на выставке показывать...

- И это значит...

Я вижу, что Карсавин не в состоянии осмыслить случившееся.

- Это императрица... - тихо говорит Таня. - Господа, этим нельзя рисковать. Закапываем и уходим. Дома вы составите протокол, подпишем все. Это будет доказательством.

Валентин и Карсавин мгновенно забрасывают яму землей, ставят на место шпалы, присыпают их.

- Ты обратил внимание? - тихо спрашивает Валентин. - Мозг цел! Невероятно...

- Почему? - Карсавин в недоумении.

- Потому что взгляни на мои ботинки! - кричит Валентин.

В самом деле... Ботинки на глазах покрываются синим налетом. Синим, с радужной пленкой.

- Серная кислота. Все понял? Мозг должен был сгореть! А он остался! Это мощи, святые мощи, господа, как хотите...

Он крестится, истово, мы крестимся вслед. Карсавин читает молитву:

- Подаждь, Господи, оставление грехов убиенным безвинно рабам Твоим.

Уходим. Я вижу: они все время оглядываются. Только Таня идет с угрюмым, застывшим лицом. Молча.

Ждем поезда. Валентин спрашивает:

- Ты... поговорила с Сергеем?

- Нет. Но это не поздно и сейчас. Сергей... - Таня берет меня за руку. - Званцев в тюрьме. Почти год. Твой отчим - замнач управления. Ты обязан поговорить с ним.

И меня прошибает холодный пот. Вот оно... Мои недавние страхи оказались не напрасными. Вещими.

- О чем? - Голос сел, слова бессмысленны.

Она смотрит удивленно:

- Не валяй дурака. Пусть поможет освободить Званцева.

Однако... Но как трудно, невозможно даже поверить в то, что они все настолько глупы и примитивны... Как жаль. Конец еще одной иллюзии...

- Господа, я - ваш единомышленник и не один раз доказал это. Вы знаете: я убил человека, чтобы спасти Таню, Серафиму Петровну... Остальных. Я полагаю, вы верите мне...

- И что? - Карсавин явно раздражен. - Это разные вещи.

- Как хотите. Капитан госбезопасности Полюгаев - человек чести и присяги, верьте на слово! Он... - Голос снова сел, я хриплю.

- Там нет и не может быть людей чести! - Татьяна похожа на бродячую рассерженную кошку. Куда что девалось...

- Девочка права... - цедит Карсавин. - А вам, молодой человек, следует исполнять приказы.

- Я не в армии.

- Вы в РОВсоюзе!

- Его нет, вы это знаете не хуже меня. Я не стану подставлять порядочного человека. Следует искать другой способ.

Они говорят, перебивая друг друга. Брызжет слюна. Как переменилось все. Как вдруг все переменилось... Неужели они такие же, как и те, кто гонит их в лагеря, сажает в тюрьмы, ставит к стенке...

- Нет другого способа. Способ один: убедить или заставить Полюгаева освободить Званцева. Любой ценой, - изрекает Валентин.

- В том числе и ценой твоей жизни, - говорит Карсавин. - Пойми и не ерепенься... Выхода у тебя нет.

- Выход всегда есть... Черт с вами. Поговорю. Только как мне известить вас? Хитрость - оружие пролетариата.

- Просто. При разговоре будет присутствовать Таня. Если что не так она выстрелит. Полюгаев погибнет геройски. А тебе останется выбрать: получить вторую пулю или продать нас. Мы заранее предоставляем тебе такую возможность... - Карсавин улыбается. Лучше бы он не делал этого. Валентин протягивает Тане маленький браунинг...

Они предусмотрели все. Но как странно: и те, и эти, оказывается, рассчитывают только на страх? Неужели это правда?

Таня отводит руку с пистолетом. Слава Богу, еще не все потеряно. И для нее. И для меня. Валентин улыбается безнадежно:

- Мне будет жаль, если... Впрочем, это твое дело, девочка... Ладно. Не в силе Бог, а в правде. Идите...

Весь обратный путь мы молчим. Я не могу простить Тане походя брошенное "не валяй дурака". Так говорят только тому, кто совсем безразличен. Совсем. Мне хочется заплакать от обиды и унижения. Хотя...

Что это значит: "не могу простить"? Я, кажется, попался. Потому что не может простить только тот, кто не любит. Я всегда говорил себе: люблю. Люблю эту маленькую девочку с синими глазами. Не потому, что она напоминает, похожа на ту, ушедшую навсегда. А потому, что... Нет. Просто. Без всяких "потому". Любовь истинная не нуждается в обоснованиях. Она любовь...