Илья Рясной - Пятая жертва

- Ну что же это, - шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. - Не сломала, а? - обратилась она к Валдаеву. И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: "Ничего особенного". И дать пару мудрых советов.

- Думаю, не сломали, - он почувствовал, что краснеет. и поделать с собой не мог ничего.

- Остановку проехала, - она снова всхлипнула, достала платок и вытерла слезы.

Поезд отмахал очередной перегон.

Девушка попыталась подняться с сиденья. Валдаев поддержал ее под локоть, мысленно осудив себя за то, что в его голове отнюдь не добродетельные мысли о сострадании куда более игривые мыслишки. Она покачнулась. Скривилась от боли.

- Вам далеко ехать? - спросил Валдаев.

- До метро "Семеновская", - девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости.

- Давайте я вас провожу.

- Ну, если не затруднит, - неуверенно протянула она. Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь в Митино он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но "Семеновская" - это совсем близко. Совсем не обременительно.

Он взял ее тяжелую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжелая, резала руку, и Валдаев с уважением подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть.

От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе - благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти.

- Как ваша нога?

- Ничего, - тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула.

- Больно? - с сочувствием спросил Валдаев.

- Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будет, зато живая... Шучу.

- Я понимаю.

- Кстати, я Элла...

- Валера.

- Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна.

- Как вы столько книг тащили?

- "Литературные памятники". Средневековая классика. Подарок ко дню рождения.

- Ваш молодой человек обладает недурным вкусом.

- Уже не молодой... Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями.

Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остаюсь красные вмятины от ручки. Пройдет.

- Вот мой дом, - сказала Элла.

Дом был девятиэтажный, кирпичный, с продовольственным магазином внизу. Они поднялись на второй этаж. Остановились перед обшарпанной деревянной дверью.

- Вас, наверное, заждались, - сказал Валдаев.

-- Некому. Живу одна... Ну, спасибо, - она протянула ему руку для рукопожатия.

Он кивнул, пожал ее неуверенно. Все, прекрасный образ возник и растаял. И не будет никакого продолжения. Будет только горечь несбывшейся надежды, будет тщеславная гордость от джентльменского поступка. Как должен вести себя не такой тюфяк, а полноценный самец? Брякнуть: "А вы не угостите мужчину чашечкой кофе?" Или выдать какую другую пошлость? А потом - жаркий поцелуй, приветливо распахнувшаяся мягкая постель... Нет, такую девушку подобным наскоком не возьмешь. Впрочем, когда он общался с женщинами, ему всегда начинало казаться, что именно с ней нахрапом не выйдет. И стыдливо отчаливал в сторону. Чтобы через некоторое время выяснить, что у кого-то другого все выходит, и именно нахрапом, просто, без проблем...

- Очень приятно было познакомиться, - сказала она. И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще.

- Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы?

- Ну конечно, - она полезла в сумку, вытащила белую с золотым тиснением визитку. - Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.

- Возьмите мою, - в ответ он протянул свою визитку.

- О, журналист, - улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.

- Журналист.

- Ну, до встречи, журналист, - улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания... и обещания новых встреч...

Около автобусной остановки работал ларек. Около него сшивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.

- Э, а закурить? - вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.

Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку "Честер-фильда".

- У, круто, - причмокнул пацан, глядя на сигареты. - На всех, - сказал он, сграбастав штук пять сигарет. - Хорошие сигареты куришь, лысый...

Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.

Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно харкнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.

Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе - все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски. Нужно ко всему относиться философски...

С облегчением он увидел поворачивающий автобус. Поднялся на ступеньку. Перевел дух. Но отпечаток пакостности остался.

Ночные улицы... Родное метро... Родная улица... Родной подъезд... Все, дома. Еще один бег по минному полю, а точнее, по ночной Москве, позади. Жив, и ладно.

Он перевел дух и закрыл за собой тяжелую металлическую дверь.

Зашел в прихожую. Скинул туфли. Шагнул в большую комнату. Включил свет. И застыл как вкопанный.

Что его насторожило? Вроде бы все в порядке. Все как было. Но...

Запах. Неуловимый. Где-то приятный. И вместе с тем затхлый. Откуда он? Показалось?

Да нет, не показалось... И еще Валдаев ощутил чье-то постороннее присутствие. Кто-то здесь был...

* * *

Понедельник у Валдаева выдался сумасшедший. С утра два часа он дожидался гонорара в "Мегаполис-экспрессе". Еще полдня общался с психованным исследователем Бермудского треугольника - как он его исследует, не выезжая из Москвы, было непонятно. Потом отправил два письма в Оренбургскую область; одно матери, другое - родному брату, председателю колхоза (или как они ныне называются). Затем выстоял очередь в сберкассу, через которую переводил алименты на свое чадо - обожаемого Левоньку. Правда, обожать его давали больше на расстоянии.

Около сберкассы это и произошло...

Было все именно так, как пишут в книгах, - будто в замедленном кино. Валдаев видел надвигающуюся на него безжалостную, сверкающую никелем и полировкой темно-синюю массу и понимал, что не успевает сделать ничего. Он сам попал в этот замедленный кинофильм и двигался тоже медленно. Зато мысли текли быстро. Сколько он их успел передумать за эти секунды?