Андрей Измайлов - Белый ферзь

— А ну-ка вы там!

— Все-все… Гм! Он вышел на «Шаболовской». Принял. Так… Ну вот… он — дома. Нет. Зашел в гастроном. Вышел. Теперь — дома.

Он — дома.

Подсознательно надеялся, что Инна тоже окажется дома.

Но — зря.

Все было, как было сегодня утром, — пустота, чистота, безлюдье, БЕЗИННЬЕ.

(Не называй Дробязго свою дочь уменьшительно-строгим «Инь» от Инны, Колчин избрал бы такую же форму обращения к жене. Но повторять за кем бы то ни было — мимо правил Колчина. А жаль. Инь — очень подходящее уменьшительно-строгое для Инны. Женское начало… Потом, потом…)

Подъезд снова был пуст.

Лифт снова был пуст.

Лестничные клетки снова были пусты.

(Однако времечко-время! Мобилизовываться до предела именно тогда, когда ты уже почти дома, уже в подъезде.)

Борисенковская Татьяна спускалась на полпролета с бумажным свертком — к мусоропроводу:

— Юр! С приездом! Ты сразу к нам?

— Н-нет. Ром пришел?

— Н-нет. Пока. Ты же знаешь… Может, ты сразу к нам?

— Тань, извини. Я звонка жду. Пусть Ром заглянет, как появится.

— А я думала, ты сразу к нам.

— Извини.

— Да ладно… Как Инна? Что-то не видно…

— Скажешь, когда Ром подойдет, да?

— Конечно-конечно! А то я сегодня креветок…

Колчин разулыбался из последних сил. (Креветки, чтоб вас всех! В смысле, креветок…)

— Звонка жду, Тань…

Он ждал звонка. От Бая. Бай.

Верховный в небезызвестной группировке.

ЮК сказал Сатдретдинову: «Вот еще что, Ильяс! Пусть мне Бай сегодня позвонит. Я с восьми часов — дома».

Договорились. Попробовал бы Ильяс отказать сэнсею! Попробовал бы замяться-зазаикаться: видите ли, понимаете ли, сэнсей… как? «Как — это его проблемы».

Может, для кого-то Бай (в миру Баймирзоев) и хозяин, следуя буквальному переводу и утвердившемуся положению в известных кругах, но для Колчина, для сэнсея Колчина этот, с позволения сказать, Бай не более чем второй иероглиф в китайском произношении понятия дырочки в темени, той самой, которой черпается информация.

А как раз информация Колчину и требовалась. Хоть чем назовись, но попробуй не позвони. Так, Ильяс?

Сатдретдинов всем своим видом выразил, что сделает все возможное и невозможное. Бу’ сде’.

Попробовал бы Ильяс ответить иначе! Что-то Ильяс на клубе был не совсем в своей тарелке, не совсем, не в своей…

Колчин несколько слукавил, сказав Татьяне, что ждет звонка. То есть звонка-то он ждал, но если от Бая, то глубокой ночью — иной этикет, нежели в верхних эшелонах власти (хотя дано ли знать, который из эшелонов выше сегодня — легитимный? криминальный?): да, передали про желание связаться — свяжемся, глупо проигнорировать такие… персоналии, но время связи уж позвольте, уважаемый, определять Баю, а этот-то выберет время попозже (этот? этот выберет!), мол, не разбудил ненароком, а то мне тут передали… а я только сейчас нашел несколько минуток…

Но к Борисенкам в отсутствие майора-полковника смысла не было заваливаться — да, Сёгун, да, детишки Тёма-и-Тёма, да, неизменно благожелательная Татьяна. Но — до того ль, голубчик, было? И звонок возможен не только от какого-то там Бая — и надо быть у телефона. Уже понял, что с Инной неладно, и от кого-кого, но от непосредственно Инны он сигнала не дождется, разве что по ее поводу кто-нибудь объявится, то есть предъявится. Так это называется — предъява.

По моргам-больницам — он все же пока погодит. Надо годить… Пусть и отсутствие известий — ПЛОХОЕ известие.

Он ждал звонка. Он в ожидании звонка стал ворошить прессу — свежую, сегодняшнюю, и ту, что удалось прихватить от прошедшей субботы, завалящую. «Коммерсантъ», «МК», «Независимая», «Комсомолка», «Известия», безусловно. От еженедельников воздержался — еженедельники обсасывали события той давности, которую Колчин коротал еще здесь, в Москве, до Токио. Но ворох получился все равно внушительный!

«Читатель ждет уж рифмы „розы“ — так на, возьми ее скорей!»

«ШЕСТЕРКА» ДАЕТ ПОКАЗАНИЯ

Успевшая нашуметь кража древних рукописей из Государственной национальной библиотеки в Санкт-Петербурге в ночь с 10 на 11 декабря в первые дни не привлекла какого-либо внимания в Израиле. Об этом дерзком хищении со взломом в местной печати появилось краткое сообщение лишь тогда, когда по этому делу пять дней назад в Москве был арестован прибывшими в столицу петербургскими сыщиками Ефим Кублановский. Публикация такой заметки была связана с тем, что этого, как писали израильские газеты, 33-летнего генерала в отставке, юриста по специальности, тесно связанного в недавнем прошлом и настоящем с высшими эшелонами власти в России, довольно хорошо знают в Израиле. Внимание израильтян, по словам газеты «Гаарец», привлекало и то, что Е. Кублановский, еврей по национальности, женат (правда, в пятый раз) на еврейке — уроженке США, а брат его проживает в Израиле.

Интерес израильтян к хищению рукописей, стоимость которых была оценена специалистами в 300 млн долларов, еще более возрос, когда в мировом суде в Петах-Тикве (пригород Тель-Авива) началось слушание по этому делу, а на скамье подсудимых оказались сразу шестеро израильских граждан. Они были задержаны израильской полицией по представлению российской стороны в рамках установившегося в последнее время взаимодействия между правоохранительными органами двух стран.

Среди подсудимой «шестерки» заметно выделялись своим импозантным видом и интеллигентной внешностью профессор филологии 55-летний Вадим Сван и его моложавая супруга Сусанна 40 лет, тоже доктор филологии, — бывшие сотрудники «Публички», иммигрировавшие в Израиль три года назад и проживающие в Ашдоде.

В ходе следствия была установлена прямая и косвенная причастность «шестерки» к хищению рукописей. Правда, адвокаты четы Сван на суде пытались выгородить своих подзащитных, утверждая, что они не имеют прямого отношения к краже, совершенной другими, что понятия не имели о готовившемся похищении и искренне сообщили следователям, что им известно по делу. Однако на умудренного Опытом судью Шели Тимана доводы защиты, равно как и обильные слезы Сусанны Сван, и печальный вид «без вины виноватого» супруга, похоже, не произвели должного воздействия. Страж законности распорядился продолжать расследование, тем более что в ходе слушания выявился ряд новых фактов.

Установлено, в частности, что сам доселе уважаемый профессор, будучи в течение тридцати лет главным хранителем санкт-петербургской библиотеки, не без участия жены и раньше потаскивал редчайшие книги из вверенного ему хранилища. Его как еврея, естественно, интересовали накопленные в России за долгие годы бесценные рукописи по иудаизму. Причем Вадим Сван и сейчас считает, что это не было хищением. По его словам, он брал рукописи для работы на дому и даже готов вернуть библиотеке некоторые из них, если это инкриминируется ему как кража.