Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде

— Сказали же — сидим тихо до поры. Мало тебе…

Чего там мало верзиле с постирушками, Надежда Прохоровна не разобрала, хотя очень хотела. Вытягивая вперед ухо, прокралась немного вдоль забора поближе к подозрительной компании — «приматы», «академики», наверное, блатные клички, подумала она, — под ногой громко хрустнула сухая ветка…

— Тихо! — настороженно прикрикнул уже знакомый басок бритоголового парня с ножиком.

Надежда Прохоровна так и села в крапиву. Боясь пошевельнуться, смотрела сквозь ветки на ощетинившихся парней и чувствовала, как под платье забирается муравей, а в самое ухо упирается острый обломок ветки малинника — неудачно приземлилась. На муравьиную тропу, под единственный старый куст с ломкими ветками.

Крапивы еще… море непролазное…

Сидела не шевелясь секунд тридцать. Но рыжеволосый парень не поверил тишине. Медленно, прислушиваясь, поднялся с лавочки. Обвел глазами лес и, ловко перекинув нож лезвием вперед, вылез из-за стола. Шепнул что-то приятелям, и те, отбросив утреннюю лень, все подобрались, как пружины, один взял недоструганную палку…

С Надежды Прохоровны было и ножа довольно. Перевернувшись крайне ловко на карачки, она поползла вдоль кустов, ускоряясь не хуже пограничного Трезора. По лицу хлестали упругие ветки, под ладони попадался исключительно сухой и колкий мусор, в колени впивались колючие веточки!! Хоть вой на всю округу от жалости к себе.

«Мало тебе, Надька, мало! — причитали мысли в голове. — Мало! Чего ты везде лезешь?! Чего спокойно не живешь?! Напорешься на нож, прикопают в лесочке, и могилки не останется!»

Впереди показалась глубокая канава. Одним движением коленей Надежда Прохоровна торпедировала себя под уклон, кубарем скатилась на дно и, мгновенно прикинув варианты, забилась в высохшую водосточную трубу подходящего диаметра, проложенную под забором.

Пожалуй, и могилы не понадобится — тут оставят, мусором припорошат. Расправила руками сметенные с нижней части трубы иголки и листья — следочки припорошила; подогнула колени, скорчилась — может, не убьют ребятки любопытную старушку?.. Может, сжалятся над сединами?..

А чего тогда подслушивать поползла седенькая бабушка?! Чего бежала, когда застукали?! Поднялась бы из крапивы во весь рост, улыбнулась во все протезы, поздоровалась приветливо…

Ага, поднимешься тут. Когда один с палкой, другой с ножом… А в деревне на той неделе алкоголика прирезали…

Ох! Страшно-то как!! Мамочки родные… В лесу, как шелудивой собаке, ни проститься, ни причаститься…

Обратное логике направление горе-сыщица выбрала не зря: тихие, скользящие шаги прошелестели в сторону озера — парни шли молча, как взявшая след волчья стая, еще не увидавшая добычи. Надежда Прохоровна осторожненько высунулась из трубы — одним глазком посмотрела на берег: парни исследовали плотно утрамбованный песок, советовались…

Сейчас поймут, что нет следов, посовещаются и повернут назад, догадалась Надежда Прохоровна. Юркой змейкой выбралась с противоположной стороны трубы, проникла на «объект» и шустро спряталась за углом неказистого сарайчика.

В голове почему-то циркулировали слова моряка из «Полосатого рейса», захлопнувшего дверцу клетки перед самым носом тигра: «А-а-а, ничтожная тварь! Ты еще не знаешь, что такое боцман!! Меня так просто, без хрена не сожре-о-о-о-шь!!»

Похоже, получилось. Особенно если принять сетку забора за прутья тигриной клетки. Глядя на трубу, Надежда Прохоровна никак не могла понять, почему она там не застряла? Из-за угла сарайчика труба казалась катастрофически узкой.

Парни дотопали до канавы, любитель длинноногих девочек спрыгнул вниз, исследовал высохшее русло и почему-то принял неправильное решение — молча и кратко махнул ладонью в сторону дороги на бетонку, показал два пальца, и пара ленивых приятелей, отделившись, пошуршала в обход бивуака.

В клещи взять хотят, усмехнулась баба Надя. Обтерла мокрющее лицо воротничком платья и ходко порысила к берегу, где, подобрав подол, перебралась через притопленный конец сетки на прилежащую территорию.

На сноп зверобоя в кустах, разумеется, плюнула. Не до лечебных трав, ноги бы унести. Вдоль камыша по берегу выбралась на тропинку к баням, оглядываясь и поминутно приседая в высокую траву, добралась до Парамонова и очень удивила Матрену Пантелеевну своим появлением со стороны тылов деревни.

Матрена сидела в тенечке под яблоней, разбирала на кучки какие-то корявые корешки и бабу Надю вначале не узнала. Распаренная и всклокоченная тетка прошмыгнула в заднюю калитку испуганной кошкой, стряхнула с перепачканного платья налипшие листики и травинки, поглядела пристально вдаль через забор и, повернувшись, спросила голосом Надежды Прохоровны:

— Я в душ пройду?

Матрена машинально кивнула.

Больше всего на свете хотелось в тот момент Надежде Прохоровне смыть липкий страх с тела!

Все платье со спины намокло, когда казалось, что в эту спину нож вот-вот воткнется!

Но недоуменные глаза Матрены требовали отчета. Надежда Прохоровна прокрутила в голове примерные варианты ответа — заблудилась в трех соснах, наткнулась на дохлого медведя и с перепугу зверобой потеряла… Сочинила микс и отрапортовала:

— Заблудилась маленько, перепугалась и зверобой потеряла. Ничего, если завтра по новой схожу? — рассказывать и без того изнервничавшейся золовке о парнях в лесу — с кольями и ножиками! — разумеется, не стала. С Матрены мыслей об убиенном Мухине достаточно.

Крайне удивленная родственница безмолвно покивала и проводила мокрую бабы-Надину спину задумчивым взглядом — ох, не спокойно что-то в Парамонове, неладно. Надежда только-только приехала, в лес нос разочек сунула, а уже как очумелая ходит… В перепачканном платье.

Неспокойно в Парамонове нынче, боязно, надо старую дедову двустволку, что на чердаке припрятана, вытащить, почистить да в уголок в избе поставить…

Полоскание под теплыми струями воды из прогретой под солнцем бочки на крыше летнего душа пошло Надежде Прохоровне на пользу.

Вспоминая недавний страх и ужас, бабушка даже всплакнула немного, пожаловалась сама себе на неполадки — содранные ладони, исцарапанные колени… В волосах сплошной мусор… Хорошо, хоть никого из парамоновцев на задах не встретила, не опозорилась!

Ох, горюшко ты горькое, мамочки родные!..

В этом месте следует заметить, что слезы на Надежду Прохоровну отродясь имели нетипичное воздействие — она от них не размокала, не раскисала, а начинала злиться на эдакую мокроту под носом, на личную слабонервность и малодушие. Ярилась просто! Сама себя за слабость презирала! Встреться ей в тот момент при выходе из душа любой из бритоголовых малолеток — летел бы до забора вверх тормашками! Казалось, возле родимых Васиных стен она б и двух мерзавцев раскидала!