Сергей Рокотов - Конец авантюристки

- Ого, Павел Николаевич, - улыбнулась Вера Георгиевна, что было для неё не характерно. - Однако, зачастили вы ко мне.

- Я хотел поговорить с вами про Кирилла Воропаева. Вы говорили, что не обменялись с ним и несколькими фразами за пять с лишним лет совместной жизни вашей дочери с ним. Это так?

- Так.

- А скажите мне вот что - как вы думаете, способен Кирилл Воропаев на преступление?

- Конечно, способен. Это бесхребетный, жалкий человек, я же вам говорила. Ради денег он впутается в любую аферу, он трус, но очень жадный. Он не разрешал Лене давать мне взаймы, зная, сколько я получаю в школе. Сами подумайте, что это за человек.

- Я не совсем такое преступление имею в виду. Например, убийство? Мог бы он убить человека?

Вера Георгиевна расхохоталась.

- Убийство? Он? Эта тряпка? Да он муху побоится раздавить, побрезгует. Что вы?! У него на глазах будут насиловать жену и дочь, так он разве что милицию будет звать во всю ивановскую. Нет, убийство и Кирюша вещи совершенно несовместимые.

- А Андрей Полещук мог бы убить?

- Андрей-то? - задумалась Вера Георгиевна. - Андрей парень не злой, щедрый, открытый. Но ради защиты, так сказать, чести и достоинства.. Он способен на поступок. Вот вы, например, когда-нибудь лишали человека жизни?

Николаев замялся. Ему было неприятно говорить на эту тему. Но решил ответить, раз вопрос был задан.

- В шестьдесят девятом году я застрелил насмерть преступника при задержании. Целил в ногу, попал в артерию. Получил за это выговор. Справедливый - стрелять надо уметь лучше.

- Вы раскаиваетесь в этом?

- Да, раскаиваюсь. Я не палач, это не мое дело убивать. Это был не закоренелый преступник, а просто запутавшийся, отчаявшийся человек. Хотя на нем было убийство. Бытовое. Ему было всего двадцать восемь лет, а мне двадцать два. Итак, значит, вы считаете, что Кирилл на убийство не способен?

- Категорически не допускаю. А кого там убили?

- Это пока тайна следствия. Ладно, спасибо вам за информацию, Вера Георгиевна. Поеду я...

- Подбросьте меня до школы. Тут недалеко.

- Да, разумеется. Собирайтесь.

Вера Георгиевна быстро собралась, надела старенькую шубейку и нелепую вязаную шапочку, натянула сапоги из искусственной кожи на рыбьем меху.

- Классно одет отличник народного образования, имеющий несколько правительственных наград? - усмехнулась Вера Георгиевна. - Имею шкурную мысль - хоть раз в жизни приехать на работу на машине, и не просто на машине, а на "Волге" с мигалкой, вы ведь на такой? Хоть бы кто-нибудь из моих подопечных увидел. Вы знаете, как нас сейчас презирают дети за нашу бедность и скудость. Среди них много детей "крутых", они и задают тон в классе. Баксы, баксы, баксы - вот идеал жизни. А наши нелепые идеи о разумном, добром, вечном никому не нужны. При советской власти к нам все ж немного уважительней относились. Мне-то ещё ничего - я в младших классах работаю, там хоть что-то осталось от детства, от непосредственности, они так или иначе мир познают. А те, кто работают в старших классах, просто на стену лезут от этого цинизма, от этого кошмарного восприятия действительности. Что вообще затеяло это правительство, этот президент? Культура, образование сводятся на нет, одно торжище кругом, всероссийское торжище, распродажа... Омерзительное время, Павел Николаевич...

... Николаев довез Веру Георгиевну до самых дверей школы и поехал в морг на опознание Варнака. Несколько сотрудниц банков и обменных пунктов, два охранника, внимательно вглядевшись в убитого, единодушно признали в нем одного из нападавших и грабивших.

- Он в тулупе был, с бородой. Но улыбочка эта, он и мертвый словно улыбается, её с лица не уберешь. Он это, точно он, - подумав, сказал охранник. - Он меня ударил пистолетом в висок.

- Этот человек был в шикарном длинном пальто и темных очках, я подумала - иностранец. А вот волосы у него мне показались какими-то странными, точно - парик это был, - подтвердила одна из сотрудниц сбербанка. - Страшный он какой мертвый. И улыбается, точно сейчас встанет.

- Живой был ещё страшнее, - сказала её сослуживица. - Помнишь, как он меня на пол уложил... - Губы её скривились от страшных воспоминаний, она была готова разрыдаться.

- Ничего, - утешил её Николаев. - Он многих навсегда на пол уложил, так что вам ещё крупно повезло.

Он составил протокол опознания, поблагодарил свидетелей и поехал в Управление. Настроение у него поднялось ещё больше, когда ему сообщили, что и номера банкнот, найденных у Варнака в кейсе и дома совпадают с похищенными из банков и обменных пунктов. Через связи Варнака необходимо было выйти и на остальных налетчиков. Но полнейшей загадкой для следствия остался этот удивительный звонок, сообщивший о смерти Варнака. Неужели настолько процветали эти бандиты, если они были готовы пожертвовать такой суммой, чтобы, убив Варнака, свалить все на него? Навряд ли... А тем не менее, выстрел был сделан очень профессионально, один и в голову. Объяснить такую щедрость убийцы было невозможно. Но дело сдвинулось с мертвой точки, и это уже радовало.

Варнака было довольно легко опознать - уж очень характерная у него внешность. Яркие черты лица, этот рельефный нос с горбинкой, эти большие, глубоко запавшие глаза и рот, большой рот, скривившийся в омерзительной улыбке, не сошедшей с его лица даже после смерти. Такому человеку трудно затеряться в толпе. А вот бывают лица... Лица... Внезапно Николаев вспомнил лицо того человека, которого он встретил недалеко от дома Веры Георгиевны. Вспомнил, и холодный пот пробежал у него по спине. До него дошло, внезапно дошло, кто это был, и его хорошее настроение улетучилось как дым... Ну и денек же сегодня, тринадцатого февраля. И впрямь - несчастливое число. Это же был Андрей Полещук, тот самый Полещук, которого они искали уже второй месяц. Никакой черной бороды, и без усов - тогда, в квартире Воропаевых у него были черненькие, коротко подстриженные усики, как же его меняло отсутствие усов! И эта потертая ушанка, пальтецо мышиного цвета... А тогда черное кожаное пальто на меху, норковая шапка, шикарный длинный красный шарф, запах французского парфюма, наполнивший комнату... Совершенно другой типаж. Это был длинный, сутулый, безусый, некий замшелый интеллигент, не получающий полгода зарплату... Но это был он, безусловно, он. Глаза... Черные хитрые глаза, густые брови... Значит, Кирилл и его приятель Федя не солгали. А он уже просто уверился в их лжи. Значит, Полещук, действительно в Москве. И каждый день меняет свою внешность. А он-то... Вот тебе и бессонная ночка...Ну, олух, ну, осел...

... Николаев поглядел на часы - уже половина третьего. А на три часа он назначил встречу одному свидетелю по делу Варнавского, он мог дать ценные сведения о связях Варнака за последнее время. Отказаться от допроса свидетеля он не мог. Но Николаев понимал и то, что ему необходимо немедленно снова встретиться с Верой Георгиевной. Полещук-то шел от нее...