Сергей Рокотов - Конец авантюристки

- Так где же все это? - с волнением спросила Нина.

- Как где? Здесь! Я же тебе все рассказал.

- Нина, тебя к телефону! - закричала Клава.

- Да погоди ты! До чего же некстати! Кто звонит-то?

- Владислав звонит, чтой-то плохо там опять с мальчонкой...

Нина бросилась к телефону.

- У Кирюши опять поднялась температура, - сообщил Владик.

- Я приеду, скоро приеду, скоро, - отвечала Нина в каком-то отчаянии.

Она бросилась в кабинет. Отец уже лежал без сознания, только хрипел и стонал. Она вызвала "Скорую". Отца увезли в больницу. Покидая дом, как потом выяснилось, навсегда, отец в дверях на какое-то мгновение очнулся и прошептал из последних сил: - Помни, Нина, что я тебе сказал. Там на все поколения Остерманов хватит... - И повис на руках у санитаров.

Нина стала говорить с Клавой о домашних делах и вновь заметила, что та отводит взгляд.

"Он ей все рассказал, приняв её за меня", - поняла Нина. Она забрала у оскорбленной и раздосадованной Клавы ключ от квартиры и поехала домой, а затем в больницу к отцу.

Владимир Владимирович Остерман прожил ещё в беспамятстве несколько дней и, как по заказу, скончался именно седьмого ноября, ровно через двадцать восемь лет после своей незабвенной Маруси.

В тот же день Нина поехала к нему на улицу Горького. Подошла к двери и ахнула... Дверь была взломана... Большой тяжелый диван в кабинете отца был сдвинут, а под ним в полу под паркетинами было довольно большое углубление. До взлома оно было под металлической крышкой, которая валялась рядом.

"Вот тебе и Клава", - покачала головой Нина Владимировна и позвонила в милицию.

Преступление было раскрыто моментально. Клава и её сын, двадцатипятилетний оболтус Митя были арестованы.

Для отвода глаз из квартиры было похищено несколько старых шуб и шапок и пара изъеденных молью костюмов Остермана.

- Я, я влез, не отрицаю, - говорил рыжий Митя. - Мать навела сказала, сокровища там у старика. Тайник, мол, у него под диваном. Я сам взломал дверь, отодвинул диван, нашел тайник - все подтверждаю. Ну а что там, в этом тайнике-то было? Шкатулка, а в ней пачка денег, тех, дореформенных. Пять тысяч рублей - ну, пятьсот, значит, по-новому. И ни хрена больше там не было, гадом буду. Я ещё сдуру прихватил для виду шубы эти, да шапки. Ну, мамаша, удружила, обогатила меня... Сдурел старик и ляпнул ей про тайник этот, а она уши развесила.

Митя был так глуп и нелеп, что не поверить ему было трудно. Старуха Клава подтверждала все, что он говорит.

- Я, я, дура жадная, сволочь. Ничего окромя хорошего от покойника не видела, царство ему небесное. Польстилась на богатства. В грех он ввел меня, я сроду чужого не брала... Ой, дура я старая...

Митя и его мать были осуждены по 144-й статье - кража со взломом. Митя получил пять лет, а мать - два года. Через год её освободили за примерное поведение. Митя отсидел свой срок до конца.

Так и закончилась тогда, в 1968 году история с тайником Остермана и его мнимыми сокровищами...

А теперь, спустя двадцать пять лет, Нина Владимировна почему-то снова вспомнила про нее...

"Почему он говорил о картинах Ван Гога, о рукописях Пушкина, о письмах Екатерины Второй?" - думала она. - "Ну, сокровища ладно, это могли быть старческие иллюзии, но про это-то он не мог придумать."

Через года два-три после этих событий к Нине Владимировне явилась Клава, спившаяся, опустившаяся, грязная. Попросила взаймы двадцать пять рублей. Просила прощения за свою подлость. Нина Владимировна поморщилась и дала. Естественно, отдавать Клава не стала, исчезла с концами. А ещё через пять лет пришел её сын Митя, ещё более оборванный и грязный, сообщил, что мать давно умерла и тоже попросил взаймы, якобы на то, чтобы материну могилу привести в порядок. Нина Владимировна пожалела сына своей старой домработницы и дала ему пятьдесят рублей без отдачи. Он безумно обрадовался и обещал как-то отработать. "Вы не глядите, что я такой, у меня руки-то золотые, я все могу - и по слесарному, и по-плотницки, и по автомобильному делу. Щас вот папаше моего дружка будем дом поправлять, у него свой дом в деревне Жучки, хорош был дом, но крыша прохудилась, фундамент осел. Старик обещал мне заплатить..."

... И сейчас, ворочаясь в постели, Нина Владимировна неожиданно была поражена внезапно возникшей мыслью. Деревня Жучки... Тогда ещё она усмехнулась нелепому названию деревни с ударением на первом слоге. А теперь... Ведь именно в Жучках Кирилл нашел Вику...

Нина Владимировна покопалась в старых бумажках и нашла телефон Клавы. Набрала номер. Подошел мужчина.

- Алло, это Митя?

- Кому Митя, кому Дмитрий Иванович, - пробасил злой пропитой голос.

- Я Нина Владимировна Остерман, ваша мама работала у нас домработницей.

- Помню, как же? От вас все и беды наши...

- Скажите, Митя, по какому шоссе была та деревня Жучки, где жил ваш товарищ?

- По Минскому, - машинально ответил нетрезвый Митя и вдруг осекся и злобно переспросил: - А что? Что это вам до моего товарища?

- Спрашиваю, значит нужно. Вы не можете припомнить, по какой улице он жил?

- Не знаю я, по какой улице он жил! - вдруг рассвирепел Митя. - Чего вы ко мне прилепились?

...Положив трубку, Нина Владимировна хотела сразу позвонить следователю Николаеву, но что-то помешало ей сделать это. Какая-то странная, черная неожиданная мысль остановила ее...

... На следующий день приехал Кирилл, довольный, веселый. Он сказал, что его знакомый, немец Вильгельм пригласил его работать к себе в фирму и обещал помочь рассчитаться с кредиторами... Мать же рассказала ему о вчерашнем разговоре с Митей.

- Митя, Митя..., - стал будто бы вспоминать Кирилл, и мать с ужасом увидела, что глаза у сына стали какие-то пустые, водянистые, бессмысленные. Ей стало жутковато...

Затем он как-то снова повеселел и сам завел разговор о дедушкином тайнике.

- Знаешь что, мам, - предложил он. - Давай завтра поедем в Москву и займемся разборкой этой комнаты. Давно пора было...

... Разборка кабинета Остермана оказалась делом очень непростым... Именно в этой комнате так и не было сделано ремонта с тех пор... Попадались интересные фотографии, письма... Но то, что они искали, пока не попадалось... И вот!

Письмо без конверта, написанное четким мужским почерком.

"Дорогой сын! Время и обстоятельства не позволяют мне забрать наши фамильные драгоценности с собой, я оставляю все тебе и надеюсь, что ты сумеешь воспользоваться ими на благо нашего общего дела и своей семьи. Отдельно прилагаю список драгоценностей. Также прошу тебя сохранить письма Екатерины Второй к нашему прадеду и доставшиеся мне по наследству рукописи А.С.Пушкина - это имеет значение для потомства. Надеюсь, что мы ещё увидимся в этом мире. А если и не доведется, то не горюй - мы жили так, как нам подсказывала совесть и ни в чем не погрешили перед Отечеством. Господь с нами. Твой отец генерал от инфантерии Владимир Кириллович Остерман. Второго февраля 1918 года".