Светлана Алешина - Радость вдовца

— Поеду, пообщаюсь с Всеволодом Александровичем, — сказала я, стараясь не глядеть на Кряжимского. Я потушила окурок в пепельнице и откинулась на спинку кресла.

— Хорошо, — Сергей Иванович поднялся, — если что — звони.

— Сергей Иванович, — попросила я его, — скажите Маринке, чтобы зашла.

Достав новую сигарету, я опять принялась пускать дым. Маринка открыла дверь и осталась стоять на пороге.

— Заходи, — как ни в чем не бывало пригласила я.

— Чего тебе? — сдвинув брови на переносице, с непримиримой интонацией спросила она.

— Мне нужен телефон Всеволода Александровича, — улыбнулась я.

Маринка вышла из кабинета и вскоре вернулась с записной книжкой. Открыв, она молча положила ее передо мной.

— Знаешь что, — предложила я, — лучше ты сама ему позвони и договорись о моей с ним встрече. Хорошо?

— Как скажешь, — буркнула она и, повернув к себе телефон, стоявший у меня на столе, принялась набирать номер.

— Добрый день, — хорошо поставленным голосом начала она, — я бы хотела поговорить с Всеволодом Александровичем. Кто спрашивает? Скажите, Марина, он знает.

Она подняла глаза к потолку и принялась ждать.

— Это я, — с улыбкой произнесла она через минуту. — Лучше не бывает, только я сейчас звоню, чтобы договориться о встрече. Нет, не со мной. Ничего у меня не случилось, я тебе после перезвоню. С Ольгой Юрьевной. Зачем? Она сама тебе объяснит. Да никакие не тайны, — вздохнула Маринка, — просто нужно встретиться. О\'кей.

Она положила трубку и, стараясь придать своему взгляду равнодушную небрежность, посмотрела на меня.

— Можешь приехать сегодня в любое время до девятнадцати ноль-ноль. Какие еще будут приказания?

Больше я не могла смотреть в ее тоскливые глаза. Да-да, несмотря на все ее старания явить мне высокомерное смирение и безучастность, взгляд ее выдавал.

— Хорошо, Марина, — без всякого надрыва сказала я, — я была не права. Прошу меня простить.

— Да ладно, — сразу же повеселела Маринка, — просто другой раз буду собирать побольше информации о тех, кто приглашает меня в ресторан.

Я облегченно вздохнула.

— Давай вечерком завалимся ко мне, у меня там еще полбутылки вина осталось.

— Я бы с удовольствием, — потупилась Маринка, — но мне кажется, у Севы есть какие-то планы на вечер…

— Ладно, как хочешь, — кивнула я, — в любом случае мое предложение остается в силе.

— Мерси, — широко улыбнулась она.

За что я ее люблю, так это за ее отходчивость. Она не таила ни на кого обиду дольше чем полчаса. Правда, если человек уж сильно ей насолил, она просто вычеркивала номер его телефона из своей записной книжки и одновременно из головы и переключалась на кого-нибудь другого. Вот такая у меня замечательная секретарша. И лучше нее никто кофе варить не может.

Офис торговой компании «Синий луч», генеральным директором которой был Всеволод Александрович, располагался недалеко от набережной. Он занимал весь пятый этаж современного шестиэтажного здания, отданного на откуп многочисленным фирмам, фирмочкам и конторам. Нотариальная соседствовала со страховой, а та — с жилищной. В общем, весело! Не покидая пределов здания, можно было решить массу жизненных и социальных вопросов, начиная с продажи или приобретения квартиры и кончая оформлением брачных контрактов и составлением завещаний. Этакий мини-сити конторско-прикладного значения. Я, слава богу, никому ничего пока завещать не собиралась. Мне вспомнился французский поэт, задира и пройдоха Франсуа Вийон, прославившийся тем, что завещал в шутливой балладе всякие ненужные вещи своим недругам. Были там и такие строки:

Я миновала дежурную, крупную тетушку лет семидесяти с отечным лицом, и поднялась на пятый этаж. Был разгар рабочего дня, а потому мимо меня туда-сюда сновали озабоченные сотрудники. Два бородатых оболтуса в джинсе курили в конце коридора, выходившего к балкону со стеклянной дверью. Нашла дверь с табличкой «Ген. директор. Хмельницкий Всеволод Александрович» и, постучавшись, услышала осторожно-вежливое: «Войдите».

В приемной сидела — как и положено ей сидеть — секретарша, смазливая шатенка лет двадцати пяти в коротеньком узеньком пиджачке орехового цвета. У нее была модная стрижка и живой взгляд. Миниатюрная челочка позволяла видеть ее выпуклый гладкий лоб. Вздернутый нос и ямочка на подбородке придавали ей задорный вид, делая ее непохожей на массу серо-въедливых и сосредоточенно-высокомерных секретарш.

— Добрый день, меня зовут Бойкова Ольга, я к Всеволоду Александровичу, — произнесла я на одном дыхании, окидывая быстрым взглядом помещение.

Оно показалось мне таким же умытым и приветливым, как и лик секретарши: все беленькое, чистенькое, компьютеризированное, упорядоченное. Никакой громоздкости. Атмосфера легкой праздничности, я бы даже сказала. Вот уж не ожидала! Что касается Аркадия, кстати, то у него, думала я, можно было надеяться увидеть что-то подобное. Всеволод казался мне более серьезным и менее улыбчивым. В общем, я была приятно удивлена.

Пока я разглядывала синий плакат с ослепительно белой, прямо-таки стерильной оргтехникой, расторопная, и, что самое главное, доброжелательная шатенка связалась по внутреннему телефону со своим шефом.

— Можете войти, — ласково улыбнулась она, указывая глазами на дверь кабинета.

Я прошла по голубому ковролину, показавшемуся мне ковром-самолетом, и, дернув за ручку двери, вошла в просторный кабинет, утопающий в солнечном свете. Жалюзи на окнах были подняты, и февральское солнце, блеск которого усиливал лежащий за окнами снег, шлифовало столы, стеллажи с папками, обитые светло-голубым гобеленом кресла, стены с картинами и плакатами и лицо Всеволода Александровича.

Он сидел за столом из светлого дерева, крутясь в офисном кресле и беспокойно манипулируя идеально заточенным карандашом. На нем был бежевый костюм, коричневая сорочка и галстук коньячного цвета в тонких малахитовых разводах. Неизменные темные очки закрывали его красивые «неаполитанские» глаза, чем очень затрудняли процесс проникновения в его нутро, казавшееся мне таинственным, как содержимое сандаловой шкатулки, запертой на ключ. Загадочным оно представлялось моему воображению именно потому, что я не могла видеть Севиных глаз, не говоря уже об их выражении. К тому же его внешность заставляла думать о чем-то сицилийско-криминальном, но никак уж не о компьютерах. Оргтехнику мое воображение отдавало на откуп субъектам с четкими правильными лицами, невыразительными ртами и строгим взглядом из-за прозрачных, как картезианское сознание, стекол очков геометрических форм.