Борис Мегрели - Именем закона. Сборник № 3

— Самое потрясающее, что она знала о смерти Комиссаровой, — сказал Александр. — В восемь утра ее разбудил телефонный звонок. Звонил Рахманин. Он и сообщил ей о смерти Комиссаровой и о предсмертной записке.

— Почему же она не помчалась к нему?

— Не помчалась, говорит, потому, что Рахманин запретил ей, сказав: «Не надо. Сейчас милиция приедет». Зато она растрезвонила о смерти Комиссаровой всем, кому могла, в том числе Герду и Голованову. Голубовской не дозвонилась. Дрожит, трясется. Впечатление такое, будто знает что-то очень важное и боится. И так и сяк к ней подходил, ничего не получилось. Может, это впечатление обманчиво, но оно есть. Жаль, что ты не видел ее.

— Еще увижу. Рахманин не сказал, что звонил ей.

— Рахманин многого не сказал, а в том, что наговорил, половина вранья. Не нравится он мне.

— Если исходить из симпатии и антипатии в нашей работе, то, как говорит наш дорогой шеф, мы так далеко зайдем. Я тебе предоставлю возможность проверить его показания.

— Ты же мужчин взял на себя.

— Кто же мог предположить, что женщины будут сбегать от тебя?!

Зазвонил телефон. Девичий голос попросил к телефону Хмелева. Я протянул трубку Александру. Он поговорил с девушкой на удивление коротко и по-деловому.

— От меня, как видишь, женщины не сбегают, — сказал Хмелев. — Досадно, что не удалось побеседовать с Голубовской. Она могла, я полагаю, рассказать много интересного.

— Когда она должна возвратиться?

— Двенадцатого сентября. Только двенадцатого. Сезон заканчивается в театре пятнадцатого. Она взяла дополнительный отпуск за свой счет. Пошли ей навстречу. Она была последней, кто видел Комиссарову живой, если допустить, что Рахманин говорит правду.

— А Голованов?

— Старик Голованов? Грач считает, что Голованов с его тактом вряд ли стал бы задерживаться у Комиссаровой. Комиссарова нуждалась в утешении. Голубовская самая близкая подруга…

— Сколько бутылок вина было на вечеринке?

— Три — две водки «Кубанская» и одна рислинга. Иду разыскивать уборщицу Дарью Касьяновну.

— После совещания у Самарина. Куда исчезли две другие бутылки?

— Одну бутылку водки выпили. Пустую бутылку Комиссарова отправила в мусорное ведро.

— Мусорное ведро было опорожнено.

— Значит, кто-то выбросил мусор.

— Кто?

— Рахманин отпадает, если ему верить. Остается Комиссарова.

— Мусор из кухни выбросила, а грязную посуду оставила в комнате, где спала? Логики нет.

— Логики нет, согласен. Может, что-то помешало?.. Рислинг прихватил с собой Герд.

— Как?!

— Принес и унес. Видимо, имел в виду угостить Грач. Не могу простить себе, что сначала поехал к Грач, а не к Голубовской. Хотел бы я знать, почему она не ночевала дома.

Александру удалось выяснить по телефону, что уборщица Дарья Касьяновна уехала в деревню в Калининской области. В дирекции по эксплуатации зданий названия деревни не знали, но обещали узнать. Дарья Касьяновна должна была возвратиться в Москву через двенадцать дней.

— Голубовская, Дарья Касьяновна… Кто следующий? — сказал я.

— Ничего не поделаешь, — развел руками Александр. — Время летних отпусков.

— Эту ссылку Самарин не примет. Вернемся к плану.

Мы сидели в нашем кабинете и обсуждали оперативно-розыскной план, который должны были представить начальнику МУРа.

— Боюсь, что этот план он тоже не примет. Ты предлагаешь параллельную разработку взаимоисключающих версий. Думаю, нам с тобой разумнее сначала решить дилемму — самоубийство или убийство.

Конечно, разумнее было бы решить: Комиссарова покончила с собой или ее убили. Еще полчаса назад я надеялся, что смогу принять такое решение благодаря экспертизе. Но медики и баллистики не внесли ясность в дело. Я получил предварительное заключение, в котором говорилось, что направление раневого канала не исключало возможности нанесения раны как собственной, так и посторонней рукой.

— Предположим, что Комиссарова покончила с собой, — сказал Александр. — Ей было сорок лет. Зрелая женщина, а не шестнадцатилетняя свистулька. Что ее вынудило покончить с собой, да еще таким варварским способом? У нее же было все — работа, квартира, друзья, молодой многообещающий любовник.

— Муж.

— Любовник, а точнее — сожитель.

— Муж, Александр.

— Ну хорошо, хорошо, муж, хотя юридически прав я, а морально-этическая сторона данного вопроса весьма спорная.

— Не отвлекайся.

— Так что вынудило? Отсутствие ролей? Сегодня их нет, завтра — есть. Она же получила роль Офелии. Ссора и уход мужа, любовника и сожителя, одним словом, Рахманина? Что он такого сделал? Ну ушел. Ну переспал с другой. Из-за этого убиваться? Не средние же века и даже не девятнадцатый.

Странное чувство я испытывал, думая о смерти Комиссаровой. Она вызывала во мне сострадание, как близкий человек. Что я знал о ней? Очень мало. Но мне казалось, что ее мысли были созвучны моим. Может быть, причина крылась в том, что мне знакомо состояние человека, оказавшегося в тупике, когда опускаются руки, теряешь веру в себя, в свои возможности и становишься бессильным. Перед тобой стена отчуждения, беспросветность. Жизнь кажется бессмысленной. Так было со мной десять лет назад в Тбилиси. Театр отказался от моей пьесы. Газета, в которой я сотрудничал, не опубликовала серию разоблачительных статей, подготовленных мною на свой страх и риск. Но самый страшный удар ждал меня впереди — смерть женщины, которую я безумно любил. Ее убили. Те, кого я разоблачил, рассчитали правильно. Смерть коротка. Куда длиннее, следовательно, мучительнее жизнь с сознанием, что из-за тебя погибла любимая женщина. До сих пор не знаю, как я удержался от самоубийства. Ничего не происходит в один день. Этот день исподволь готовится месяцами, годами, порой целой жизнью. Истоки преступления, — а самоубийство тоже преступление, — всегда в прошлом.

— Почему не допустить, что мысль о самоубийстве подсознательно жила в Комиссаровой давно? Эта мысль то появлялась, то исчезала, в зависимости от неудач и надежд. Но она зрела. Понимаешь, Саша, Комиссарова слишком рано начала сходить с экрана, со сцены. Знаешь, что такое для актрисы, особенно известной, не получать роли? Смерть.

— Таких много. Но я не знаю ни одного случая самоубийства. Пьют, даже спиваются. Но чтобы покончить с собой? Глупость какая-то.

— Была замечательная актриса с похожей судьбой. Снялась в двух хороших фильмах, получила премии. Потом ее долго не снимали, попросту забыли, вычеркнули. И никто тебе не объяснит почему. Она стала пить. Однажды ее обнаружили мертвой. Отравилась газом в своей квартире. Вот так, Саша. Я Комиссарову понимаю…

— Ты приемлешь самоубийство?

— Отнюдь. Понимать не значит принимать. Ты не забывай, что Комиссарова актриса. Эмоциональный строй актеров отличается от нашего с тобой. Они больше подвержены перепадам настроения, минутной слабости. Они импульсивны.