Владимир Бацалев - Кегельбан для безруких, Запись актов гражданского состояния

Однажды мы облили из огнетушителя пожарного, который никак не мог погасить вечногорящий план, санэпидстации подарили конского возбудителя в бутылке из-под коньяка, а начальнику ДЭЗа показали "небо в алмазах". И все от нас отстали, словно и не было таких организаций. И мы зажили спокойно и радостно, общаясь с администрацией через кассиршу Таиру два раза в месяц.

Вообще, мы с реставратором очень скоро поняли, что в этом пришибленном городишке весь командный состав увлечен игрой "Не сделал сам -- спроси с другого". Суть игры вот в чем: нее участники окружают ведущего -простака-дурака -- и стараются сесть ему на шею. Если же он награждает их пинками ответно, то все разбегаются в поисках другого простака. Второе правило гласит, что нельзя владеть простаком единолично, но и нельзя садиться таким дружным колхозом, что простак подхватит грыжу через два шага... Последнее, правда, редко соблюдается: простаков -- пруд пруди, знай только пробивай для них ставки.

Я лезу в подвал и вижу, что стеллажи для книг, которые мы заказали плотнику пустить по всем стенам, и заплатили пятьдесят рублей из своего кармана, почти готовы. Реставратор читает книгу в зеленой плесени и отхлебывает пиво из горлышка чайника.

-- Привет, -- говорит реставратор. -- О тебе никто не спрашивал.

-- Я в этом не сомневался, -- говорю я. -- В субботу встретил начальника, так он от меня убежал, чтобы я чего-нибудь не попросил.

-- Он уже и сам не рад, что связался с этой библиотекой.

-- Почему ты не расставляешь книги по полкам?

-- Жду тебя, -- говорит реставратор. -- Ты же будешь составлять опись и должен знать, где что стоит.

-- Я начну сразу, как только художник вырежет штампы для книг и у нас будут деньги, чтобы с ним расплатиться. Кстати, Адам Петрович выпросил для нас каталожный ящик в городской библиотеке.

-- Он хороший человек, -- говорит реставратор.

-- Единственный коммунист в этом городе, который еще не прекратил свой партбилет в хлебную карточку, -- говорю я.

-- Может, бутылку возьмем? -- предлагает реставратор.

-- Что ты читаешь? -- спрашиваю я.

-- Апокриф какой-то. Только плохо видно: мыши гадят прямо на страницах. Возьми после меня -- интересно.

-- Лучше почитай вслух.

-- "Иисус сказал: Если те, которые ведут вас, говорят вам: Смотрите, царствие в небе! -- Тогда птицы опередят вас. Если они говорят, что оно -- в море, -- тогда рыбы опередят вас. И если говорят, что -- в земле, -- не верьте им, потому что там царствие кротов. Но царствие внутри вас..."

-- Что тут интересного? Банальная истина, что только в душе я себе хозяин.

-- Давай позвоним предпенсионеру и спросим, где его царствие.

-- Он за себя-то работать не хочет, а ты еще требуешь, что бы он вытянул работу Христа на общественных началах. Вот будет субботник, тогда и спроси.

-- ..."И еще сказал: Наступят дни -- вы будете искать меня. Вы не найдете меня".

-- Не про нас. Да и вообще мура все это. И так ясно, что надо делать, без всяких учителей.

-- Я, наверное, сегодня нажрусь, -- говорит реставратор. -- Составишь мне компанию?

-- Шел бы ты к "плотникам", -- советую я. -- Стал бы их идеологом, раз у тебя мозги чешутся.

"Плотники" -- это ансамбль песни и пляски допризывников при районном отделении ДОСААФа, набранный из учащихся столярного ПТУ. Они считали, что советская экономика вот-вот развалится, и били всякого, кто отказывался покупать рыбные котлетки и томатную пасту. Райком боялся с ними связываться, чтобы не выглядеть поборником экономического развала...

-- Малолетние кретины, -- говорит реставратор о "плотни ках". -- Зачем строить столярное ПТУ в городе, где нет ни од ной мебельной фабрики?

-- Вот именно за этим, -- говорю я и иду к выходу.

-- Посиди, -- просит реставратор, -- тошно одному напиваться.

-- Меня, наверное, скоро в армию заберут.

-- А библиотека? -- спрашивает реставратор. -- Я один не вытяну. Я вообще один ничего делать не умею, даже зайцем в автобусе ездить. Меня не учили.

-- Библиотека будет гнить дальше, ждать следующего предпенсионера... И я думаю, нам ее все равно не спасти, все равно ее зальет дерьмом из "Незабудки" или крысы доедят. И если я еще что-то делаю, то только потому, что мне в детском саду вдолбили: всякая работа в нашей стране -- почетна, даже бесполезная, -- говорю я и выхожу на свежий воздух. Настроение мое совсем падает, и хоть как-то поднять его может одна Марина, потому что с ней не надо притворяться и предъявлять себя с отдельных удобных и выгодных сторон, как бракованный товар или социалистический реализм. В нее хочется вылить себя целиком со всем дерьмом и розами.

Марина была сиротой и выросла и пригородном интернате для умственно-неполноценных детей, потому что в тот момент, когда ее оформляли, в нормальном детдоме не было свободных коек. А потом про нее забыли, как про всех, о ком помнят с детства... Когда она подросла, ее определили дежурной сипелкой и держали среди воспитанниц за самую смышленую. Большинство же девочек из интерната отправлялось на вечное поселение в психиатрическую больницу. Будь у этих урожденных алкоголичек и наркоманок родные, может быть, их и выпускали бы на свободу под ответственность нормальных родственников. А без такого поручительства они гнили в сумасшедшем доме. Правда, Марина кое-кого из них навещала.

Однажды в интернат приехал председатель химзаводского профкома с подарками, увидел Марину, бросил подарки и влюбился. Он прописал ее в заводской квартире и собрался утолять там свою страсть. Тут вмешался Сусанин, нажив себе очередного врага. Председатель пустил слух, что Сусанин забрал Марину в личное пользование, но первый секретарь заткнул ему глотку выговором. Адам Петрович перевел Марину на работу в ЗАГС, потому что в интернате она совсем белого света не видела: по ночам меняла горшки и утки у детей, а днем отсыпалась. Потом появился я, и Сусанин сдал Марину под мою защиту.

Весь ЗАГС занимал одну комнату, посреди которой стоял круглый стол. За столом сидели четыре делопроизводительницы. Марина оформляла браки, старуха напротив -- разводы, женщина слева выдавала свидетельства о смерти, справа -- о рождении.

Где-то в кустах на окраине строился уже десять лет Дворец бракосочетания. "Зеркало" называло эту кучу бетонных плит красивым словом "долгострой", как будто строили что-то величественное и грандиозное -Парфенон и пирамиду Хеопса под одной крышей. Но мебель, которую заказали к пуску дворца, как назло, пришла в запланировавши срок, ее сложили штабелями вдоль стен в коридоре старого ЗАГСа так, что невесты, носившие трусы пятидесятого размера и больше, лишились счастья выйти в Сворске замуж.

Когда Сусанин повел меня знакомиться, то тоже застрял. Я вошел один, и Марина спросила:

-- У вас кто-нибудь родился или умер?