Адам Данн - Реки золота

В глазах у нее странный блеск, хотя наркотик должен начать действие через несколько минут. Решаю посмотреть, как они войдут в кайф, забрать деньги и уйти.

Но Меган стоит между дверью и мной, порочно улыбается и почти рассеянно развязывает узел рубашки. Сбрасывает ее движением плеч, и меня охватывает волна ностальгического вожделения. Маленькие груди Меган точно такие же, как у Б. С этой девушкой я провел мучительное лето, когда мне было пятнадцать, — она старательно обучала меня играть на том в высшей степени замечательном инструменте, который представляет собой женское тело.

Продолжая улыбаться, Меган подходит. Медленно расстегивает «молнию» у меня на брюках и, достав болт, легонько касается головки. Я возбуждаюсь так сильно и быстро, что чувствую, как кровь отливает от мозга. Позади нее появляется Джосс, берет левой рукой левую грудь Меган, слегка пощипывает пальцами сосок, а правой огибает бедро Меган и берет мой болт с такой уверенной властностью, что я не смею противиться.

Вот так мы оказываемся на полу гостиной под стеклянной крышей, из моего телефона звучит концерт гитары с оркестром Джима Холла через превосходную звукосистему Джосс, я стою на коленях позади Меган, вхожу очень глубоко, очень медленно, мой большой палец осторожно, но твердо вставлен ей в задний проход, направляя, голова Меган между бедер Джосс, язык ее умело работает над самой драгоценной частью тела кузины. Такого узкого влагалища, как у Меган, я еще не встречал. Правило номер два вылетает в окно и беззвучно умирает на залитой дождем улице четырьмя этажами ниже, а за ним все остальные правила.

Ну а вы разве не отбросили бы его?

Лишь гораздо, гораздо позже я вылезаю из такси перед своим домом, небо на востоке медленно сереет, соответствуя состоянию человека, пережившего один из самых ужасных дней и одну из самых страстных ночей в своей жизни, лезу в карман за ключами и осознаю, что не получил денег.

— Такое видишь не каждый день, — заметил Сантьяго. Мор молча кивнул.

Они наблюдали около трехсот таксистов на вечерней молитве, преклонивших колена на ковриках на стоянке такси в аэропорту Ла-Гурдиа, лицом к Мекке и Гранд-Сентрал-паркуэй. Над ними пролетали под тупым углом большие трансатлантические самолеты из Бенина, Бахрейна, Медины и Анкары. Стремясь сохранить поток поступающих в город иностранных денег, законодательное собрание штата (при значительной поддержке конгрессмена Дика Лэмпри) сразу же после катастрофы протолкнуло выпуск чрезвычайных, не облагаемых налогом облигаций (по образцу сбора средств для обанкротившихся городов), дабы модифицировать аэропорт для больших «Боингов-747» и «А380», способных совершать международные рейсы, но требующих для пробега более длинной взлетно-посадочной полосы. Облигации оценили в триста долларов с десятипроцентным доходом, а правительство штата внесло пункт, обязывающий Нью-Йорк купить по меньшей мере двадцать пять процентов облигаций. Когда мэр Баумгартен указал, что город не сможет купить облигации по номинальной стоимости, тем более выплачивать проценты, его криком заставила замолчать клика членов законодательного собрания, сплотившаяся вокруг Дженис Энофелес, и толпа членов городского совета, единодушно поддержавших спикера Изабеллу Трикинелла, а особенно сильный удар ему нанес сенатор Теодор Усаниус Риковер Дэвидсон-третий по принадлежавшему Баумгартену кабельному каналу финансовых новостей. Пузырь облигаций едва продержался до того, как продолжение взлетно-посадочной полосы было вымощено бетонными плитами. Когда пузырь лопнул, штат прекратил выплату дивидендов по облигациям, и городская казна опустела. Профсоюзы ежедневно выливали на мэра цистерны грязи, а он тем временем огульно урезывал бюджеты управлений санитарии, здравоохранения, образования, пожарной охраны и (разумеется) полиции. Однако бригады строителей в аэропорту продолжали работать, реконструкция была завершена в срок и, к удивлению всех, кроме мэра, с экономией бюджета. Теперь новые волны богатых путешественников делали покупки в стерильных бутиках аэропорта, набрасывались на нью-йоркские сувениры вроде маек и кофейных кружек, модели патрульных машин управления полиции и ярко-желтые игрушечные таксомоторы. Покупали тонны закусок, от которых полнеют, выпивали галлоны сладких коктейлей в новых буфетах и барах аэропорта. В общем, реконструированный аэропорт создал тысячу рабочих мест и добавил сотни тысяч долларов к устарелой экономике города, которую иначе полностью поглотили бы мерзавцы из Ньюарка. Это обогащало управление порта (которому принадлежали аэропорты) и считалось одной из серебристых каемок на совершенно черном гобелене истории города.

Новая волна развлекающихся путешественников еще тратит десятки тысяч долларов на такси из аэропортов; зачем пользоваться автобусами и поездами, когда валюта твоей страны наносит удары по доллару США? Такси ездят повсюду: из аэропортов, из отелей в театры (те немногие, что все еще открыты), на встречи служащих высокого уровня и, разумеется, на вечеринки в нелегальных клубах, которыми город скандально прославился на весь мир.

Все это глава существующего де-факто профсоюза таксистов объяснял на стоянке такси безмятежному Мору и таящему злобу Сантьяго.

Стараясь подавить нарастающую досаду, вызванную расследованием, на которое, похоже, плевать хотели в ОАБ, по поводу убийства таксистов, никого не заботившее, Сантьяго решил следовать линии Сантьяго — несмотря на то что Мор все меньше и меньше напоминал своим поведением полицейского. Начали они с расспроса нескольких таксистов. Однако при виде полицейского значка большинство водителей замыкались. Сантьяго вновь и вновь пытался узнать от них хоть что-то об этих убийствах, но всякий раз получал один и тот же ответ.

— Les bus sont empares de maniere lente, — сказал сенегалец.

— Этот проклятый автобус ужасно медленно едет, — сказал русский.

— Yeh busen saali Inti Dheere chalti hain, — сказал индус.

Добиться ничего не удавалось, и Сантьяго раздражался все больше и больше. Потом у него появилась идея.

Когда были окончательно установлены личности убитых и названия гаражей, в которых они работали, Сантьяго отправился в одно место, где надеялся разобраться в сложной системе городских такси. Не в Комиссию по такси и лимузинам — эти типы не отвечали на его запросы. Во время учебы в университете Сантьяго проводил немало времени в Институте доминиканских исследований на Конвент-авеню в Гарлеме. Он по-прежнему следил за его работой и вспомнил, что несколько лет назад читал что-то о создании долговременного исследовательского проекта относительно таксистов-доминиканцев. Сантьяго связался с Периандро Эррерой, одним из научных сотрудников проекта и владельцем таксопарка. Тот посоветовал встретиться с ведущим организатором «профсоюза» таксистов (так называемого — по законам штата таксисты являлись независимыми подрядчиками, поэтому иметь официальную профсоюзную организацию им запрещалось).